Онлайн книга «Мимолетности, или Подумаешь, бином Ньютона!»
|
– Спасибо, я тронута. Моя миссия была окончена. – Федь, все, можно уходить. – Фаин, ну давай еще по??удем. – Не могу, тошнит. – Ну пятнадцать минут. – Черт с тобой! Вокруг шептались о книге, большинство говорило, что книга отвратительная, но к Саше все подходили с восторгами. Все как всегда. Подошла Мылова на невероятно высокой платформе и тоном провинциальной обольстительницы середины девятнадцатого столетия пропела: – Александр, я вас поздравляю! Вы умничка! Такой культурный багаж и так интересно, не оторваться… Так что мы теперь коллеги! Я видела, что Сашка скривился. Он все-таки понимал, что быть коллегой Мыловой не слишком престижно, как минимум. – Федь, все, больше не могу! Фуршет еще не скоро, а я умираю с голоду. – Хорошо, идем. Мы подошли к широкой мраморной лестнице, и вдруг я увидела, что навстречу нам поднимается Гунар с женой. При виде меня он заметно побледнел. – Федь, не вздумай сказать, что ты мой брат, – на всякий случай шепнула я. Но и Гунар и его жена сделали вид, что меня знать не знают. – Ты о чем? – не врубился Федяка. – Ни о чем, проехали. – Ну, куда тебя отвезти? – Куда-нибудь, где мне дадут поесть. – Тогда поехали в «Эль Гаучо». – А это что? – Аргентинский ресторан. Там подают лучшее мясо в Москве. И там ты оценишь степень моей благодарности. Кстати, мама страдает. – Отчего? – Она ревнует тебя к твоей новой соседке. – Ну вот еще! – Говорит, ты про нее совсем забыла, даже ужинать не приходишь. – Господи, какая чепуха! Вот завтра приду к ним и объясню, что добираюсь домой так поздно, что даже к родным неудобно заваливаться. Работы непочатый край, все же на меня свалилось. – Да я думаю, дело не столько в ужинах, сколько в этой колонке. – Но Соня же не может вести колонку в журнале. – А мама говорит, что тебе даже в голову не приходило предложить ей попробовать. – Федь, ты так шутишь? – расстроилась я. – Если бы! Вообще, у мамы в последнее время какие-то заскоки появились. Взять хоть эту суку и ее никогда не существовавшего ребенка. Она уж для него пинеточки связала… – Да ты что? Бедная Соня, ей хочется внуков… – Зато мне не хочется детей незнамо от кого. – Тогда не ложись в постель незнамо с кем. – Легко сказать. Интересно, отчего Гунар так побледнел, от страха или от ревности? А впрочем, неважно. Он мне не нужен, решила я. Утром в офисе меня опять ждал букет, на сей раз розы были цвета сомон. Я стала искать записку с извинениями. Ее не было. – Это кто же так старается? – спросила Таня из рекламного отдела. Я молча пожала плечами. Но почувствовала, что в основном женскому коллективу журнала мои розы как кость в горле. А и в самом деле бестактно. Ну прислал один букет и хватит. А хочешь завалить меня розами, шли домой. На работу-то зачем? Вечером меня тоже ждали розы. И записка: «Фаина, дорогая моя Фаина, надеюсь, Вы простили меня за невольное хамство? Но, поверьте, так лучше и спокойнее всем. Однако я потерял покой окончательно. Что это за мужик с вами был? Только не думайте, что моя латышская фамилия залог холодного темперамента. Отнюдь. Я ревнив, как венецианский мавр. И просто умираю от любви. Вы вчера были невероятно хороши. Остаюсь преданный Вам и терзаемый ревностью Гунар». Ничего, пусть терзается, ему полезно. Интересно, на каком основании он меня ревнует? Утром, обнаружив опять букет, я пришла в ярость. – Фаина Витальевна, вы бы сказали вашему кишкомоту, чтоб слал цветуечки на дом, а то наши уже кипишуют. – Кому сказать? – ошалела я. – Кишкомоту. Чего он кишки вам мотает… – Светлана, я такого слова не знаю! – Думаете, вы все слова знаете? У нас в Одессе так говорят. Я, конечно, дико извиняюсь, но у вас будут-таки проблемы из-за этих цветуечков. – Светлана, я потрясена. Обычно, от вас двух слов не дождешься, а тут целый монолог, да еще с одесской интонацией! И это слово – кишкомот – просто восторг. – А мне вас потому что жалко. Вы нормальная, а эти фуцанши такие лимонные морды строят. Боюсь, они вам таки устроят рай мит фефер. Я вскочила и расцеловала девушку. Обожаю одесские выражения. У отца была тетя Ципа, которая как-то приезжала к нам в гости. Она готовила потрясающие блюда из «синеньких», привозила целые мешки «конского зуба», который называла «семачки». Я тогда уже жила у отца, и тетя Ципа сказала: «Виталя, что за дрипка твоя жена? Как можно дите отдать папаше? Знаю я ее, цельный день квартеру шкрябает, а на дите накакала? Ей что, до сраки кари очи?» Я тогда хохотала как сумасшедшая и нежно полюбила тетю Ципу, которая, к сожалению, очень рано умерла. И сейчас от этого Светкиного монолога на меня пахнуло чем-то теплым, добрым и вкусным… – Фаина Витальевна, вы чего? – растерялась Светлана. – Ты почему все время молчишь? Тебя послушать – одно удовольствие. – Так мне Анита Александровна велела помалкивать и стараться не злоупотреблять одесскими выражениями. – Да почему? – Анита Александровна сказала, что эта манера очень прилипчивая и скоро вся редакция будет говорить с одесским акцентом. – В этом есть рациональное зерно, – сказала я, – но при мне можешь не сдерживаться, я это обожаю. – Спасибо вам, Фаина Витальевна! – На здоровье! Но Света оказалась права. Я остро чувствовала недоброжелательные взгляды. Что случилось с людьми? Раньше одна из наших девушек выскочила замуж за французского миллионера – и ничего, легко пережили. А тут, видимо, я кому-то перешла дорогу. Кому-то мое место кажется невесть каким лакомым… Это было противно. И я решила хотя бы прекратить доставку роз на работу. – Гунар? – Боже мой, Фаина! Я счастлив! Вы позвонили! – Я хотела поблагодарить вас за розы. Они прекрасны, но не надо посылать их мне на работу. – Вас это смущает? – Это смущает покой моих сотрудниц. – Завидуют? – Очевидно. – Хорошо. Но домой-то можно? |