Книга Курица в полете, страница 49 – Екатерина Вильмонт

— Прекрасно! К которому часу мне приехать?

Лучше бы с утра, у меня завтра днем съемка! — соврала она.

— Как вам будет угодно, — пробормотал Серов, ожидавший чего угодно, только не этого.

— Прекрасно! Я приеду к десяти! Надеюсь, моя преемница не заставит себя ждать?

И она вышла из кабинета. С милой улыбкой кивнула Леле, которая даже не удосужилась ответить, направилась в комнату, где просидела много лет.

— Привет, девушки! Что вы так на меня смотрите? Мне надо только взять кое-что из стола. Завтра заберу остальное! Счастливо оставаться.

— Элла, вы уходите? — с трудом выдавила из себя Мария Игоревна.

— Да, наши желания с шефом совпали, и это прекрасно! Что может быть хуже несовпадения желаний во всех областях жизни? И как я понимаю, желание шефа совпадает еще и с желанием коллектива? Это совсем хорошо! До завтра, коллеги!

И она вышла с гордо поднятой головой. Но когда ее уже нельзя было увидеть из окна, Элла не сдержала слез. Она столько лет работала с этими людьми, и ей казалось, что они хорошо к ней относятся. Неужели полчаса на экране могут разом разрушить человеческие отношения? И ведь это только начало, а потери уже ощутимые… Ну ладно бы бабы, а Серов? Неужто ему не стыдно?

Чего я, дура, плачу? Не стоят они моих слез, если так злобно завистливы. Ну ладно, завтра я им еще устрою сеанс черной зависти!

* * *

Утром Элла навела немыслимую красоту, как ее учила Машка, надела норковую шубу, надушилась и вызвала такси. Ехать в метро в такой шубе казалось ей кощунством. Когда она вошла в офис, у всех отвисла челюсть. Норковые шубы в Москве не редкость, но качество этой шубы, а следовательно, и ее цена, сразу бросались в глаза. Не хотела я вас дразнить, подумала Элла, но вы сами напросились.

Дела она передавала молодой — лет двадцати пяти — девушке, которая явно мало разбиралась в авторском праве. Но она по крайней мере не исходила завистью, а была чрезвычайно озабочена предстоящей работой. И на том спасибо. Обиднее всего, что Мария Игоревна была заодно со всеми.

Элле казалось, что они все-таки дружат… Ну да ладно. Собрав вещи, она зашла к Серову, который, пряча глаза, выдал ей конверт с деньгами. Она вскрыла его и пересчитала деньги у него на глазах.

— Не думаете же вы, что я вас обсчитал! — не выдержал он.

— Мало ли чего я раньше не думала! Все в порядке, Валерий Яковлевич. Всего наилучшего!

— Элла Борисовна.., вы.., это.., не поминайте лихом!

— Да боже меня сохрани. Зачем? Я просто забуду вас как дурной сон.

И с этими словами она навсегда покинула литературное агентство «Персефона».

А днем она поехала на радио. Студия располагалась тоже на Королева, 19. Маленькое, тесное помещение, где было лишь три комнаты и постоянно толокся народ. Суета была, пожалуй, еще почище чем в телестудии, но Элле там понравилось.

Елизавета Петровна познакомила ее со всеми. Элла подписала договор, заполнила анкеты, какие-то карточки и вышла с постоянным пропуском сотрудника радиостанции. Надо позвонить Машке и позвать ее в ресторан — отметить такие важные события. В вестибюле она столкнулась с Пузайцером.

— Аркаша! Привет! — Она окинула его удивленным взглядом. Интересно, что в нем так привлекло Машку? Она не могла понять.

— Элла, привет, ты что тут делаешь?

Она молча протянула ему пропуск.

— Сила! А что я говорил? Замуж пока не собираешься? Нет? И правильно! Кстати, наши все считают, что твое шоу хорошо пойдет. Думаю, в начале марта будем снимать дальше… Слушай, а как там твоя подруга поживает?

— Машка? Вот хочу с ней сегодня встретиться.

— Привет ей от меня!

— Спасибо, передам!

— Ну а как вообще дела?

— Меня с работы выгнали! — не без удовольствия сообщила Элла.

— За что? — воскликнул Пузайцер.

— А вот за наше шоу и выгнали.

— Да ладно, не гони пургу!

— Честное пионерское!

— Обзавидовались, что ли?

— Именно! Да как поспешили! Шоу в субботу, а в понедельник — позвольте вам выйти вон.

— А чего ты веселишься?

— Плакать мне, что ли?

— Тоже верно, ты у нас не пропадешь! Они еще будут тебя умолять вернуться, козлы.

— В основном козы.

— Между прочим, моя жена собирается на Новый год печь твой кекс! И ты ей жутко понравилась. Вот, говорит, наконец нашли бабу без затей.

Так она выразилась. А она, чтоб ты знала, больше всего на свете ненавидит затеи. Ей главное, чтобы было всем понятно. Это, считай, глас народа. Ну все, лапка, я утек! Машке привет не забудь передать.

Интересно, он влюбился в Машку или просто благодарен ей за необременительный секс? Я вот тоже благодарна Воронцову за необременительный секс. Ей очень понравилось это выражение.

А любовь — штука весьма обременительная. Вон, Елизавета Петровна храбрится, хорохорится, а сама мучается, страдает. Это и козе понятно. Она вытащила из сумки мобильник:

— Алло, Машуня, тебе привет от Пузайцера! Два раза передавал! А у меня куча новостей. Предлагаю где-нибудь пообедать. Вернее, поужинать.

— Заманчиво, но я не могу пить теперь, ты же понимаешь.

— А переживешь, если я выпью бокальчик вина?

— Без проблем. Ты где сейчас?

— В Останкине.

— Ты что там делаешь?

— Расскажу при встрече.

— Ладно, можешь заехать за мной в салон?

Я попробую освободиться пораньше.

— Договорились.

Когда Элла выложила подруге все события последних дней, Машкины глаза опять налились слезами сочувствия.

— Какие же люди сволочи! Подумать только!

Нет бы порадоваться за коллегу! Ну хоть бы притворились…

— Да, уж очень все откровенно! Могли бы как-то исподволь, постепенно сживать меня со свету…

Да фиг с ними, Машка, мне же лучше! В конце концов, если понадобится, найду я себе другую работу, а пока не пропаду!

— Нет, Элка, ты должна подкопить деньжат и через годик открыть свое литературное агентство, конкурирующее! Я тебя уверяю, клиентура будет! Да мне Люба Махотина говорила, что Вячеслав Алексеевич тебе страшно благодарен. А кстати, ты пригласи Любу к себе в агентство. Насколько я понимаю, она дохнет с тоски и с радостью к тебе пойдет!

— Но она в авторском праве ни бельмеса не знает.