Онлайн книга «Две Дианы»
|
Приходите хотя бы для того, чтоб утешить друг друга! Во что они превратили наши победы! Преданный вам Франциск Лотарингский». – Я приду, – повторил Габриэль те же слова. Когда мальчик вышел, он снова подумал: «Вот оно! Честолюбец тоже пробуждается!» И, лелея эти зыбкие надежды, он через четверть часа двинулся на площадь Мобер. V. Тайный сбор протестантов
Дом № 11 на площади Мобер, куда пригласил его Ла Реноди, принадлежал адвокату по имени Трульяр. Дом этот в народе считали прибежищем еретиков. Недаром до соседей частенько доносилось по вечерам глухое пение псалмов. Габриэль без труда отыскал коричневую дверь и, как сказано было в письме, постучал три раза. Дверь отворилась, кто-то схватил его за руку и произнес: – Не входите, у нас слишком темно. Габриэль ответил: – У меня с собой светильник. – Тогда следуйте за мной. Габриэль повиновался, сделал несколько шагов, почувствовал под ногой порожек лестницы и поднялся на семнадцать ступеней. – Чего вы хотите? – спросил его кто-то. – Справедливости! – ответил он. Дверь распахнулась, и он очутился в тускло освещенной комнате. Какой-то человек подошел к нему и сказал вполголоса: – Женева! – Жизнь! Человек тряхнул колокольчиком, и в комнату через потайную дверь вошел Ла Реноди. Он дружески пожал Габриэлю руку и спросил: – Вам известно, что произошло сегодня в парламенте? – Я целый день никуда не выходил. – Тогда вы сейчас все узнаете. Вы еще в нас не совсем поверили, но зато мы вполне доверяем вам. Вы узнаете о наших намерениях и учтете наши возможности. У нас нет от вас секретов. Я даже не беру с вас обещания не разглашать то, что вы сейчас услышите. С вами такая предосторожность излишня. – Благодарю за доверие, – поклонился растроганный Габриэль. – Надеюсь, вам не придется раскаиваться. – Теперь пойдемте со мной. Я назову вам по именам тех братьев, которые вам незнакомы. Об остальном же судите сами. Идемте! Он взял Габриэля под руку, нажал пружину потайной двери, и они оказались в большом продолговатом зале, где толпилось человек двести. Несколько тусклых светильников в разных углах еле-еле освещали лица собравшихся. Здесь не было ни кресел, ни ковров, ни стульев – ничего, кроме грубо сколоченной кафедры, одиноко возвышавшейся посреди зала. Никто не обратил внимания на Габриэля и его спутника. Глаза всех присутствующих были устремлены на хмурого оратора, стоявшего на трибуне. – Это советник парламента Никола Дюваль, – шепнул Ла Реноди Габриэлю. – Он только что начал рассказывать о том, что произошло сегодня в Августинском монастыре. Послушайте. А Никола Дюваль говорил: – Наш обычный зал заседаний был занят в связи с предстоящей церемонией бракосочетания принцессы Елизаветы, и потому нам пришлось собраться в Августинском монастыре. Не знаю почему, но самый вид этого мрачного помещения сразу вызвал у нас какую-то смутную тревогу. Тем не менее председатель Жилль Леметр открыл, как всегда, заседание. Обсуждали вопрос о религиозных убеждениях. Антуан Фюме, Поль де Фуа и Эсташ де ла Порт один за другим говорили о веротерпимости, и казалось, выступления их, четкие и красноречивые, произвели на большинство присутствующих сильное впечатление. Эсташ де ла Порт возвратился на свое место под аплодисменты, а слово взял Анри Дюфор. Но вдруг дверь распахнулась, и парламентский привратник доложил во всеуслышание: «Король!» Председатель не выказал никакого удивления, покинул свое кресло и поспешил навстречу королю. Остальные советники – кто взволнованно, кто совершенно спокойно – вскочили со своих мест. Король вошел в сопровождении кардинала Лотарингского и коннетабля. «Я пришел, господа, не мешать вашей работе, а помочь ей, – изрек он и, рассыпавшись в любезностях, закончил так: – Мир с Испанией заключен. Но в трудные годы войны в королевство проникли некоторые лживые вероучения. С ними нужно покончить, как мы покончили с войной. Почему вы не провели указа о лютеранах, который я предложил вам?.. Впрочем, продолжайте свои речи… я вам не помешаю». Анри Дюфор, воспользовавшись разрешением короля, заговорил о защите свободы совести и в заключение смело воскликнул: «И вы еще жалуетесь на смуту? Мы все знаем, кто ее виновник!» Генрих Второй, закусив губу, побледнел, но ничего не ответил. Тогда поднялся Дюбур. «Я знаю, государь, – резко и решительно заявил он, – что у нас каждый день творятся преступления, которые нужно карать беспощадно: это прелюбодейство, святотатство, клятвопреступление… Но их не карают, наоборот – их поощряют! А в чем же тогда обвиняют тех, кого ныне предают палачу? В оскорблении его величества? Они никогда не забывали помянуть короля в своих молитвах. Они никогда не затевали ни измен, ни мятежей. И их предают сожжению только за то, что они узрели всю порочность, все бесстыдство римского владычества и потребовали обуздать его». Король не шелохнулся, но чувствовалось, как закипает в нем гнев. Председатель Жилль Леметр решил сознательно вызвать взрыв его злобы. «Ведь речь идет о еретиках! – словно в негодовании, воскликнул он. – Пусть с ними поступят как с альбигойцами [58] – Филипп-Август повелел сжечь шестьсот человек в один день!» Эта речь произвела большое впечатление на присутствующих. Генрих это понял и пошел на крайность: «Господин председатель совершенно прав. С еретиками нужно кончать! А для начала вы, господин коннетабль, немедля возьмете под стражу этих двух мятежников!» – указал он на Анри Дюфора и Анн Дюбура и стремительно вышел, словно не в силах сдержать бушевавший в нем гнев. Нет нужды говорить, что господин де Монморанси привел в исполнение приказ короля – Дюбур и Дюфор были схвачены и арестованы в присутствии потрясенного парламента. Один только Жилль Леметр нагло добавил: «Вот оно, правосудие! Пусть так же покарают всех, кто непочтителен к королевскому величеству!» |