Книга Мой личный враг, страница 30 – Татьяна Устинова

С тележкой, доверху наполненной едой, он скучал в очереди к одной из многочисленных касс, когда неожиданно услышал восклицание, явно обращенное к нему:

— Филипп! Филипп, это вы?

Он оглянулся, выискивая московских знакомых, и неожиданно обнаружил прямо перед собой… Вику Терехину и Андрея Победоносцева.

Вика сияла ему навстречу зубами, косметикой, голубой норковой шубой, а высившийся за нею Андрей, глядя на Филиппа сверху вниз, рассеянно вспоминал, кто это.

«Пресвятая Дева Мария», — в приступе острой жалости к себе подумал Филипп.

— Вы меня не помните? — искрилась дружелюбием Вика. — Меня зовут Вика, — перешла она на английский.

— Кто это, Викуш? — пробасил сверху Андрей.

— Ах, боже мой, один французик, из «Фигаро» или еще откуда-то, — нетерпеливо ответила Вика. — Ты вряд ли его помнишь, он однажды был у меня в гостях. Привет, Филипп! — опять перешла на иностранный язык Вика.

— Привет! — тоже по-английски идиотски-радостным голосом отозвался Филипп.

— Гуд ивнинг, — старательно выговорил по-английски Андрей.

— Кстати, Катька мне рассказывала, что он женился на твоей бывшей. И вроде живет в ее квартире.

— Что-что? — переспросил Андрей и посмотрел на Филиппа с внезапно пробудившимся интересом.

— А что? — развеселилась Вика. — Или тебе не нравится последователь идей чучхе, великого корейского вождя и учителя? Давай спросим, а? Умираю от любопытства…

— Как-то он не очень… — сказал Андрей, оценивающе глядя на Филиппа. — Мелкий какой-то. И в очках…

— А хвост-то, хвост ты видишь? — наподдала со своей стороны Вика. Хотя твоя бывшая такая дура, что ей все равно, наверное.

Филипп улыбался все менее старательно.

— Послушайте, — обратилась к нему Вика опять по-английски, и Филиппу пришлось сделать внимательное лицо. — Это правда, что вы… что вы… женились на Александре Потаповой? Она… она… — Английский перетек в русский: — Работала у меня, понимаешь, туземец?

Филипп кивнул довольно холодно: ему надоело изображать Петрушку перед двумя этими типами.

— Ну и что он кивает? — с интересом спросил Андрей. — Что понимает или что женился?

— А черт его знает, — радостно отозвалась Вика. Ее очень веселила мысль, что она может говорить этому человеку в лицо любые гадости, а он все равно не поймет ни слова. — Is it true? Правда?

— What? — спросил Филипп, притворяясь, что ничего не понял, и колесом тележки наехал Вике на ногу.

— Черт! — вскрикнула она так, будто он по меньшей мере оттяпал ей палец. — Вот сволочь неуклюжая!

— Вик, не расходись, — предупредил Андрей. — Может, он отдельные слова понимает.

Филипп опять развеселился.

Надо же, какой деликатный мужчина: заботится о том, чтобы не оскорбить тупого иностранца. И вообще вся эта сцена была до невозможности смешна, вместе с Викиным английским, репликами, которыми они перебрасывались между собой, и самое главное! — его нелепая попытка отомстить с помощью магазинной тележки.

К счастью, подошла очередь в кассу, и Андрей с Викой, покинув Филиппа, двинулись вперед, а он остался за сверкающей перекладиной турникета.

— Проходите, пожалуйста, — пригласила кассирша, и Филипп толкнул свою тележку вперед.

На выходе из магазина кто-то брал у Вики автограф, собралась небольшая толпа, охрана нервничала, девушки, продававшие почти у самых дверей шикарные заморские букеты, вытягивали шеи. Вика сияла. Андрей был мрачен.

«С чего бы это? — подумал Филипп. — Ревнует? Завидует?»

— Сто тридцать девять долларов, — объявила кассирша. — Будете платить наличными или карточкой?

— «Америкэн Экспресс», — возвращаясь с небес на землю, вежливо сказал Филипп. — Подойдет?

— Конечно! — Кассирша засияла привычной леденцовой улыбкой.

Он расписался и покатил свою тележку на улицу. Ему даже в голову не пришло вынуть из пакета чек на эти сто тридцать девять долларов. Но если бы он только мог себе представить, что подумает его жена, сгружая в холодильник еду, купленную на сумму, которую она зарабатывала примерно за целый месяц, он бы не просто выбросил чек — он бы сжег его, а пепел для верности съел…

Бросая машину в пучину вечно перегруженного Лубянского проезда, Филипп, конечно же, не заметил припаркованную на другой стороне у фотоателье бежевую «шестерку», хотя «шестерка» провожала его сегодня по всей Москве.

— Двадцать один семнадцать. Вышел из магазина «Седьмой континент», — сказал водитель «шестерки» в диктофон, вглядываясь сквозь снежную пелену в очертания старой «девятки», номера которой он знал так же хорошо, как собственное имя. Потом он кинул диктофон на свободное сиденье и с тяжким вздохом двинулся следом.

Материала оказалось так много, что Александра даже приблизительно не представляла себе, когда она его разберет. Одних тридцатиминутных кассет было штук двенадцать, и на всех одно и то же: война, огонь, трупы… Совещались какие-то военные — то в самолетах, то в землянках, то в низеньких, устланных коврами, очень нерусских комнатах. Тяжелые грузовики лезли в горы. Ооновские машины-с сине-желтой эмблемой полукругом стояли около каких-то полуразвалившихся зданий. Кое-где в кассеты были вложены сопроводительные бумажки, расписанные по минутам — на какой минуте что. С этими кассетами было проще. Но как разобраться с остальными, Александра просто не понимала.

Ванькины тексты, о которых Света Морозова сказала, что они «почти готовы», никакой ясности тоже не добавляли, ибо состояли из обрывочных предложений, начатых и брошенных заметок, без дат, без выводов, без ссылок на видео.

Словом, работа предстояла не то что гигантская, а прямо-таки чудовищная.

Кроме того, Александра, никогда не писавшая и не снимавшая военную тему, точки зрения Вешнепольского не знала. Следовало идти в архив, брать десятка три, а может, и больше Ванькиных программ и старательно их смотреть, вникая в его оценки политических и военных событий.

Была и еще одна сложность, очень мешавшая Александре. Приставленный к ней режиссер оказался молоденьким, глупым и амбициозным выпускником ВГИКа, который телевизионную камеру видел ровно три раза в жизни, а монтажом занимался и того меньше. Многоопытная Александра сразу поняла, что собирать весь материал ей предстоит вдвоем с видеоинженером — дай бог ему здоровья! — а мальчик-режиссер будет путаться под ногами, мешать и учить всех уму-разуму.