
Онлайн книга «Мой личный враг»
— Что «не так»? Что ты все время выдумываешь? — Не могу понять, в чем дело, — призналась Александра. — То ли кажется мне, то ли правда я что-то упустила… Почему-то интуиция на этот раз подвела Ладу Ильину. — Когда кажется, креститься надо, — сказала она сердито. — У тебя просто нервное расстройство. И ушла. В холле у Александры развязался ботинок. Она нагнулась, чтобы зашнуровать его, а когда выпрямилась, прямо на нее шла Вика Терехина в голубой норковой шубе и высоких, до безупречных бедер, сапогах. — Я что тебе сказала, дрянь паршивая? — подойдя вплотную, ласково спросила Вика. Александра даже попятилась от нее: не хватало только публичного скандала в переполненном вечернем останкинском холле. — Ты что, не поняла? — наступала на нее Вика. — Мне повторить? Я по два раза не повторяю! Что тебе тут надо? Что ты здесь делаешь? Тебя однажды выставили отсюда, еще хочется? Так я мигом организую! Александра молчала. У нее пересохло во рту и сдавило горло. — Здесь тебе не место! — Вика говорила спокойно, даже весело. — Здесь не место шлюхам, не умеющим держать себя в руках. Забудь про телевидение, дура, иди где-нибудь полы помой, в каком-нибудь вокзальном сортире! Там твое настоящее место. Поняла? Еще раз увижу — вышвырну из здания к черту! Она обошла Александру, как неодушевленный предмет, и, обернувшись, добавила, как будто забила последний гвоздь в гроб Александры Потаповой: — Сучка! Александра выскочила на улицу, перебежала дорогу, добралась до Ладиной машины и только тут позволила себе заплакать. Филипп разговаривал по телефону, а Александра без звука смотрела кассету с одной из программ Вешнепольского. В архиве ей дали десятка два обычных, непрофессиональных кассет, которые можно было смотреть на домашнем видеомагнитофоне. Это ее очень обрадовало, потому что какое-то время не нужно было ездить в «Останкино», а следовательно, отпадала опасность встретиться с Викой. Конечно, она придумала тридцать три достойных ответа, которыми при случае могла бы сразить Вику наповал, но отлично знала, что никогда ими не воспользуется. Слаба и труслива была Александра Потапова. Однажды, на экзамене по химии, она упала в обморок, и бабушка потом сказала, что она ведет себя «недостойно». Филипп разговаривал по-французски. Александра не понимала ни слова и не понимала даже, о чем можно разговаривать так подолгу. В последнее время у него появилась такая манера: приезжая домой, он ужинал, садился на диван со своей щегольской мобильной трубкой и говорил, говорил… Александре страшно было представить, сколько денег у него уходит на эти разговоры. Может, у него во Франции любимая, которая ждет не дождется его приезда? Спросить бы, но как-то неловко… Он уезжал из дома довольно рано, около девяти, и приезжал в десять вечера. Чем он занимается целый день, Александра не представляла. Ну какие особые занятия могут быть у иностранного журналиста в чужой столице? Присутствовать на каких-нибудь встречах, брать интервью, скучать на популярных театральных постановках и толкаться в толпе возле Царь-пушки. Что еще? Но этой программы явно маловато на двенадцать часов, да еще каждый день. Он не писал заметок, его лэп-топ большую часть времени простаивал закрытый. Что-то он на нем, конечно, делал, но к скорбному писательскому труду это, совершенно очевидно, отношения не имело. Раз в неделю он привозил продукты, и все время на баснословные, по меркам Александры, суммы. По субботам уезжал на полдня, а вечером писал на компьютере какие-то факсы. По воскресеньям опять уезжал, только это называлось «в тренажерный зал», потом смотрел телевизор или приглашал Александру в театр. Когда она отказывалась, а она всегда отказывалась, не смея согласиться, хотя иногда ей очень хотелось бы куда-нибудь пойти, он уходил один и на своем не настаивал. Это была очень странная, но очень спокойная жизнь. Как раз то, что Александру полностью устраивало. С ее французским мужем было уютно и… предсказуемо. Она всегда знала, во сколько он приедет и что будет делать. Он по-прежнему горячо благодарил ее за ужин, и никакого подвоха в этих благодарностях она не могла выискать. Занимаясь своими делами, он почти не обращал на нее внимания, но однажды починил древний утюг, который Александра умудрилась уронить с гладильной доски, налетев на нее по дороге в ванную. Она боялась нарушить хлипкое равновесие, гарантировавшее ей в данный момент относительную безопасность. И еда, которую он привозил, тоже была очень кстати: в последнее время у Александры совсем не стало денег. Статьи она забросила, занявшись фильмом, а деньги за него обещали выплатить только к Новому году. Не на что было даже починить ботинки. Ноги в них сразу же противно сырели, а о том, чтобы попросить у Филиппа денег на новые или хотя бы на починку, не могло быть и речи. Филипп попрощался традиционным «о'ревуар», которое Александра уже научилась различать, швырнул телефон в угол дивана, потянулся и потер красное уставшее ухо. — Врубай звук, — велел он Александре. — Так же неудобно. Изумленная, она повернулась к нему и спросила: — Где ты взял это слово? — Какое? — не понял он. — Ну… «врубай»… Он хмыкнул: — Когда-то на одной вечеринке московская журналистка что-то говорила мне про мой слишком правильный русский язык и неформальную лексику. Не помнишь? — Нет, — соврала Александра. — Я услышал это слово за бизнес-ленчем. Рядом кто-то сказал: «Врубай телефон, позвонить надо». Почему-то Александра развеселилась. — За бизнес-ленчем еще не такое услышишь, — заметила она. — Но всеми этими словами и выражениями нужно уметь пользоваться. — Еще я выучил слово «братва», «сто пудов» и… как его… А, вот еще: «мимо рыла» и «это совсем не канает», — похвастался Филипп. Александра захохотала — он так старательно произнес всю эту чушь и был так откровенно горд собой, что она не выдержала. — Я никогда не слышал, как ты смеешься, — сказал Филипп и посмотрел на нее как-то странно. — Тебе идет… Она моментально закрыла рот, удивляясь, что так расслабилась и позабыла об осторожности, которой требовало его присутствие. Он ничего больше не сказал, тем более что в этот момент громко затрезвонил телефон. |