Книга Ожерелье королевы, страница 27 – Александр Дюма

Жанна просто и небрежно рассказала о том, что уже известно читателю.

Кардинал слушал и смотрел.

Он даже не потрудился скрыть свое впечатление. Да и зачем? Он не верил ни в достоинство, ни в происхождение Жанны; он видел, что она хороша собой и бедна; он смотрел на нее — этого было довольно.

Жанна, замечавшая все, догадалась, что ее будущий покровитель составил себе неблагоприятное представление о ней.

— Значит, — беззаботно произнес де Роан, — вы в самом деле несчастны?

— Я не жалуюсь, ваше высокопреосвященство.

— Да, мне преувеличили затруднения, которые вы испытываете.

Он огляделся вокруг.

— Квартира удобная, хорошо меблированная.

— Для гризетки — безусловно, — отвечала Жанна, горя от нетерпения вступить в бой, — я с вами согласна, ваше высокопреосвященство.

Лицо кардинала выразило изумление.

— Как? — воскликнул он. — Вы называете эту обстановку — обстановкой гризетки?

— Полагаю, ваше высокопреосвященство, что вы не могли бы назвать ее обстановкой принцессы, — отвечала она.

— А вы — принцесса, — отвечал он с той неприметной иронией, которую только изысканные умы или люди знатного рода умеют подмешивать в свою речь так, чтобы не превратиться при этом в наглецов.

— Я — урожденная Валуа, ваше высокопреосвященство, так же как вы родились Роаном. Вот все, что мне известно, — отвечала Жанна.

Эти слова были произнесены так отчетливо и с таким величием — величием непокоренного несчастья, величием женщины, чувствующей свою обездоленность, они были сказаны так мягко и в то же время с таким достоинством, что принц не был уязвлен, а человек в нем был растроган.

— Вы живете одна, сударыня? — спросил он.

— Совершенно одна, ваше высокопреосвященство.

— Для такой молодой и красивой женщины это прекрасно!

— Это вполне естественно, ваше высокопреосвященство, для женщины того общества, в какое ее загнала нищета.

Кардинал подвинул кресло, как бы для того, чтобы придвинуть ноги к огню.

— Сударыня! — сказал он. — Я хочу знать, чем я могу быть вам полезен.

— Ничем, ваше высокопреосвященство.

— Я надеюсь, вы еще не исчерпали все свои средства, сударыня?

Жанна промолчала.

— Может быть, у вас есть где-нибудь земля, пусть и заложенная, какие-нибудь фамильные драгоценности, например, вот эта?

Он указал на коробочку, которой играли белые, тонкие пальцы молодой женщины.

— Эта? — переспросила она.

— Оригинальная коробочка! Вы позволите? Он взял коробочку.

— Вам известен оригинал этого портрета? — спросила Жанна.

— Это портрет Марии-Терезии.

— Марии-Терезии?

— Да, императрицы Австрийской.

— В самом деле? — вскричала Жанна. — Вы уверены, ваше высокопреосвященство?

Кардинал снова принялся разглядывать коробочку.

— Откуда она у вас? — спросил он.

— От одной дамы, которая приезжала ко мне позавчера.

Кардинал посмотрел на коробочку с особым вниманием.

— Я ошибаюсь, ваше высокопреосвященство, — продолжала графиня, — у меня были две дамы.

— И одна из них вручила вам эту коробочку? — с недоверием спросил он.

— Она забыла ее у меня.

Кардинал погрузился в глубокую задумчивость. Заинтригованная графиня де Валуа решила, что ей необходимо быть начеку.

Кардинал поднял голову и внимательно посмотрел на графиню.

— А как зовут эту даму?

— Если бы я знала даму, которая оставила здесь эту бонбоньерку…

— Так что же?

— Я уже отослала бы ее владелице. Она, конечно, дорожит ею, а я не хотела бы отплатить сорокавосьмичасовым беспокойством за столь благосклонное посещение.

— Стало быть, вы ее не знаете?..

— Нет. Мне известно только, что это дама-патронесса некоего благотворительного общества… Из Версаля…

— Из Версаля?.. Патронесса некоего благотворительного общества?

— Ваше высокопреосвященство! Я принимаю у себя только женщин, ибо женщины не унижают бедную женщину, оказывая ей помощь, а эта дама, которой благожелатели осветили мое положение, нанесла мне визит и положила на камин сто луидоров.

— Сто луидоров! — с удивлением повторил кардинал и, поняв, что может уколоть Жанну (а Жанна в самом деле сделала какое-то движение), прибавил:

— Простите, сударыня, меня нисколько не удивляет, что вам дали такую сумму. Напротив, вы заслуживаете милосердия людей сострадательных, а принимая во внимание ваше происхождение, они обязаны быть вам полезны. Меня удивляет только титул дамы-благотворительницы: ведь обычно дамы-благотворительницы оказывают вспомоществование не столь солидное. Не могли бы вы набросать мне портрет этой дамы, графиня?

— Это трудно, ваше высокопреосвященство, — отвечала Жанна, желая раздразнить любопытство своего собеседника.

— Как трудно? Ведь она же была здесь?

— Да, конечно. Но эта дама, вероятно, не желая, чтобы ее узнали, прятала лицо в довольно широкий капюшон, а кроме того, она была закутана в меха. Но, может быть, эту даму знаете вы, ваше высокопреосвященство?

— Откуда же я могу ее знать, графиня? — живо спросил прелат.

Он умолк.

Но было совершенно очевидно, что он сомневается и что при виде коробочки в квартире графини все его подозрения снова зашевелились. Этот портрет Марии-Терезии, эта коробочка, которой постоянно пользовалась королева и которую кардинал сто раз видел у нее в руках, — как могли они очутиться в руках нищенки Жанны?

Неужели в это бедное жилище действительно приезжала сама королева?

А если и приезжала, осталась ли она для Жанны незнакомкой? Или по какой-то причине она скрывает оказанную ей честь?

Прелат задумался.

Молчание становилось тягостным для обоих, и кардинал нарушил его вопросом:

— А даму, сопровождавшую вашу благодетельницу, вы разглядели? Можете вы сказать мне, какова она на вид?

— О, ее-то я хорошо видела! — отвечала графиня. — Она высокая, красивая, у нее решительное выражение лица, восхитительный цвет лица, округлые формы.

— А другая дама не называла ее?

— Да, один раз назвала, но только по имени.

— Как же ее зовут?

— Андре.

— Андре! — воскликнул кардинал.

Он вздрогнул.

Это движение, как и другие его движения, не ускользнуло от графини де ла Мотт.