Книга Ожерелье королевы, страница 33 – Александр Дюма

Она не узнала этого человека, но наши читатели сразу узнают его: это был тот самый человек, который всполошил любопытных, когда проходила мнимая королева, человек, заплативший за памфлет пятьдесят луидоров.

Молодая женщина распахнула стеклянную дверь.

Он не дал ей времени начать разговор.

— Я знаю, о чем вы меня спросите, — заговорил он, — но я яснее всего отвечу, сам задавая вам вопросы. Вы — мадмуазель Олива?

— Да, сударь.

— Очаровательная женщина, очень нервная и очень увлеченная системой господина Месмера!

— Вы можете похвалиться весьма необычными манерами, — заметила молодая женщина, которую отныне мы будем называть мадмуазель Олива, раз она соблаговолила откликнуться на это имя.

— Мадмуазель! Я только что видел вас у господина Месмера и нашел, что вы именно такая, какую я и хотел.

— Сударь!

— О, не беспокойтесь, мадмуазель! Я ведь не говорю вам, что я нахожу вас очаровательной. Нет, вы могли бы подумать, что это — объяснение в любви, а это не входит в мои намерения. Не отходите — вы заставите меня кричать, как будто я глухой.

— Но в таком случае, что же вам угодно? — наивно спросила Олива.

— Что бы вы сказали насчет некоего союза между нами?

— В какого рода делах? — спросила Олива, любопытство которой выдавало себя искренним изумлением.

— Вы не откажетесь от двадцати пяти луидоров в месяц?

— Я предпочла бы пятьдесят, но еще больше я предпочитаю право самой выбирать себе любовника.

— Черт возьми! Я уже сказал вам, что не желаю быть вашим любовником! Тут ваша душа может быть спокойна!

— Но тогда, черт побери, что я должна для вас делать за ваши пятьдесят луидоров?

— Вы будете принимать меня у себя, вы окажете мне самый лучший прием, вы будете давать мне руку, когда я того пожелаю, вы будете ждать меня там, где я вам скажу.

— Но у меня есть любовник, сударь!

— Так прогоните его, черт подери!

— О, Босира [30] нельзя прогнать, когда захочешь!

— В таком случае я согласен на Босира.

— Вы покладистый человек, сударь.

— Услуга за услугу. Условия вам подходят?

— Подходят, если вы назвали их все.

— Ну да, я назвал все!

— Идет!

— Вот вам за первый месяц вперед.

И он протянул сверток с пятьюдесятью луидорами, не коснувшись ее даже кончиками пальцев.

Как только золото очутилось у нее в кармане, два коротких удара в дверь, выходившую на улицу, заставили Оливу подскочить к окну.

— Боже милостивый! — вскричала она. — Бегите скорее, это он!

— Он? Кто — он?

— Босир… Мой любовник… Пошевеливайтесь, сударь!

— Очень нужно!

— Слышите, как он колотит? Он выломает дверь!

— Так откройте ему! И какого черта вы не дали ему ключи?

Незнакомец уселся на софу, бормоча себе под нос:

— Я должен посмотреть на этого чудака и увидеть, что он собой представляет.

Удары в дверь продолжались, перемежаясь с проклятиями, поднимавшимися куда выше третьего этажа.

— Ступайте, мамаша, ступайте и отворите дверь! — в бешенстве крикнула Олива. — А если с вами, сударь, стрясется беда, — что ж, тем хуже для вас!

— Как вы справедливо изволили заметить, тем хуже для меня! — не пошевельнувшись на софе, отвечал бесстрастный незнакомец.

Трепещущая Олива прислушивалась к тому, что происходит на лестничной площадке.

Олива бросилась навстречу разъяренному мужчине с поднятыми кулаками, с бледным лицом, в костюме, пришедшем в беспорядок; он ворвался в комнату, испуская хриплые проклятья.

— Оставь меня! — крикнул вновь прибывший, грубо высвобождаясь из объятий Оливы.

И продолжал, все повышая и повышая голос!

— А, мне не открывают дверь, потому что здесь этот человек! Ах, вот оно что! Вы мне за это ответите, сударь! — прибавил он.

— А что, по-вашему, я должен отвечать вам, дорогой господин Босир? — спросил незнакомец.

— Что вы здесь делаете?.. Нет, сперва скажите, кто вы такой?

— Я самый тихий человек, которому вы делаете страшные глаза. Кроме того, я разговаривал с этой дамой с самыми благими намерениями.

— Да, да, конечно, — пролепетала Олива, — у него самые благие намерения.

— Помолчи! — рявкнул Босир.

— Ну, ну, — сказал незнакомец, — не рычите так на даму, она решительно ни в чем не виновата, и, если вы в плохом расположении духа…

— Смерть всем чертям ада! Вставайте и убирайтесь отсюда, а не то я уничтожу эту софу и все, что на ней!

Разъяренный Босир сделал широкий театральный жест и, обнажив шпагу, описал рукою и лезвием круг, по меньшей мере, в десять футов.

— Повторяю, — заявил он:

— Вставайте, или вы будете пригвождены к спинке софы!

— По правде говоря, редко встречаются столь несимпатичные люди, — отвечал незнакомец и левой рукой тихонько вытащил из ножен короткую шпагу, которую давно уже положил у себя за спиной, на софу.

Зрелище было любопытное.

С одной стороны, кое-как одетый, пьяный, дрожавший Босир, не попадая в цель, не придерживаясь какой бы то ни было тактики, наносил прямые удары неуязвимому противнику.

С другой стороны, на софе сидел человек, одну руку положив на колено, а в другой держа оружие, ловко и незаметно отражая удары и хохоча так, что мог бы напугать Георгия Победоносца.

Босир начал уставать, он задыхался, но ярость его уступила место невольному ужасу; он подумал, что если эта снисходительная шпага пожелает вытянуться, проколоть дыру, то проколет ее в нем, в Босире. Пребывая в нерешительности, он отвел шпагу противника, но удар был неточен. Противник яростно парировал терсом, выбил шпагу у него из рук, и та полетела, как перышко.

Она пронеслась по комнате, выбила оконное стекло и исчезла.

Босир не знал, как ему поступить.

— Эй! Господин Босир! — заговорил незнакомец. — Берегитесь: если ваша шпага упала острием вниз, а в это время там кто-то проходил, то вот вам и покойник!

Босир пришел в себя, побежал к двери и помчался по ступенькам, дабы подхватить свое оружие и предотвратить несчастье, которое могло бы поссорить его с полицией.

А тем временем Олива схватила победителя за руку.