Онлайн книга «Сорок пять»
|
— Так вы считаете, сударыня, что слухи надо презирать? — Безусловно, государь. — Я вполне с этим согласен, дорогая, и дам вам от личный повод применить свою философию. Маргарита подумала, что наступает решительный момент. Она собрала все свое мужество и спокойно ответила: — Хорошо, государь. Охотно сделаю это. Генрих начал тоном кающегося грешника: — Вы знаете, как я забочусь о бедняжке Фоссез? — О моей фрейлине? — Да. — О вашей любимице, от которой вы без ума? — Ах, дорогая, вы заговорили на манер одного из слухов, которые только что осуждали. — Вы правы, государь, — улыбнулась Маргарита, — смиренно прошу у вас прощения. — Итак, Фоссез больна, дорогая, и врачи не могут определить, что с ней. — Как вы сказали? — воскликнула королева злорадно, ибо самая умная и великодушная женщина не может удержаться от удовольствия пустить стрелу в другую женщину, — Фоссез, этот цветок чистоты и невинности, больна? И врачи должны разбираться в ее радостях и горестях? — Да, — сухо ответил Генрих. — Я говорю, что моя доченька Фоссез больна и скрывает свою болезнь. — В таком случае, государь, — сказала Маргарита, которая по обороту, принятому разговором, решила, что ей предстоит даровать прощение, а вовсе не вымаливать его, — я не знаю, что угодно вашему величеству, и жду объяснений. — Следовало бы… — продолжал Генрих. — Но я, пожалуй, слишком много требую от вас, дорогая… — Скажите все же. — Вам следовало бы сделать мне великое одолжение и посетить мою доченьку Фоссез. — Чтобы я навестила эту девицу, о которой говорят, будто она имеет честь быть вашей возлюбленной? — Не волнуйтесь, дорогая, — молвил король. — Честное слово, вы так громко говорите, что, чего доброго, вызовете скандал, а я не поручусь, что подобный скандал не обрадует Французский двор, ибо в письме короля, прочитанном Шико, стояло «quotidie scandalum», то есть «каждодневный скандал», — это понятно даже такому жал кому латинисту, как я. Маргарита вздрогнула. — К кому же относятся эти слова, государь? — спросила она. — Вот этого я и не понял. Но вы знаете латынь и поможете мне разобраться… Маргарита покраснела до ушей. Между тем Генрих опустил голову и слегка приподнял руку, словно простодушно раздумывая над тем, к кому при его дворе могло относиться это выражение. — Хорошо, государь, — проговорила королева, — вы хотите, во имя нашего согласия, принудить меня к унизительному поступку. Я повинуюсь. — Благодарю вас, дорогая, — сказал Генрих, — благодарю. — Но какова будет цель моего посещения? — Вы найдете Фоссез среди других фрейлин, ибо они спят в одном помещении. Вы сами знаете, как эти особы любопытны и нескромны, трудно себе представить, до чего они могут довести Фоссез. Ей надо покинуть помещение фрейлин. — Если она хочет прятаться, пусть на меня не рассчитывает. Я не стану ее сообщницей. И Маргарита умолкла, ожидая, как будет принят ее отказ. Но Генрих словно ничего не слышал. Голова его снова опустилась, и он вновь принял тот задумчивый вид, который только что поразил королеву. — Margota… — пробормотал он. — Margota cum Turennio… Вот те слова, которые я все время искал. На этот раз Маргарита побагровела. — Клевета, государь! — вскричала она. — Неужели вы станете повторять мне клеветнические наветы? — Какая клевета? — спросил Генрих невозмутимо. — Разве вы обнаружили в этих словах клевету, сударыня? Я просто вспомнил одно место из письма моего брата: «Margota cum Turennio conveniunt in castello nomine Loignac». [44] Право же, надо, чтобы какой-нибудь латинист перевел мне письмо. — Хорошо, прекратим эту игру, государь, — продолжала Маргарита, вся дрожа, — и скажите без обиняков, чего вы от меня желаете? — Я хотел бы, чтобы вы перевели Фоссез в отдельную комнату и прислали к ней лекаря, способного держать язык за зубами, — например, вашего придворного лекаря. — Понимаю! — вскричала королева. — Но есть жертвы, которых не может требовать даже король. Покрывайте сами грехи Фоссез, государь. Это ваше дело: страдать должен виновный, а не невинный. — Правильно, виновный. Вот вы опять напомнили мне выражение из этого загадочного письма. — Каким образом? — Виновный — по-латыни, кажется, nocens? — Да, сударь. — Так вот, в письме стоит: «Margota cum Turennio ambo nocentes, conveniunt in castello nomine Loignac». Боже, как жаль, что при такой хорошей памяти я так плохо образован! — «Ambo nocentes…» [45] — тихо повторила Маргарита, становясь белее своего крахмального кружевного воротника. — Он понял, понял! — Что же, черт побери, хотел сказать мой братец? — безжалостно продолжал Генрих Наваррский. — Помилуй бог, дорогая, удивительно, что вы, так хорошо знающая латынь, еще не разъяснили мне этой фразы. — Государь, я уже имела честь говорить вам… — Э, черт возьми, — прервал ее король, — вот и сам Turennius бродит под вашими окнами и глядит наверх, словно дожидается вас, бедняга. Я дам ему знак подняться сюда. Он человек весьма ученый и скажет мне то, что я хочу знать. — Государь, государь! — вскричала Маргарита, приподнимаясь в кресле и складывая с мольбою руки. — Будьте великодушнее, чем все сплетники и клеветники Франции! — Э, мой друг, сдается мне, что у нас в Наварре народ не более снисходительный, чем во Франции. Вы только что… проявили большую строгость к бедняжке Фоссез. — Строгость? Я? — вскричала Маргарита. — А как же, припомните. Однако нам подобает быть снисходительными, сударыня. Мы ведем такую мирную жизнь: вы даете балы, я езжу на охоту. — Да, да, государь, — сказала Маргарита, — вы правы, будем снисходительны друг к другу. — Так вы проведаете Фоссез, не правда ли? — Да, государь. — Отделите ее от других фрейлин? — Да, государь. — Поручите ее своему лекарю. — Да, государь. |