Онлайн книга «От первого до последнего слова»
|
«Оч-чень хорошо! – удовлетворенно сказали в ухе. – Давай, давай, Танечка! Пусть он тебе все выложит!» – Чьей именно мести боялся ваш дядя? Генерального прокурора? Или, может быть, министра обороны? И тот, и другой упомянуты в его книге. Тут племянник опять испугался и скосил глаза на микрофон. Таня, будучи профессионалом, поняла, что конкретных вопросов задавать нельзя. Всякий раз при упоминании любого имени племянник будет пугаться и замыкаться в себе. Нужно задавать общие вопросы и ждать, когда он разговорится сам. – Ну, хорошо, – сказала Таня. – Значит, вы считаете, что у него было какое-то предчувствие? – Ну, вроде того. – Конечно, было, – ласково произнесла Таня, глядя на племянника почти в упор, – если он даже решил на какое-то время лечь в больницу! Кстати, он сам выбрал именно эту, триста одиннадцатую клиническую больницу? Племянник опять приободрился. – Сам, сам, – сказал он и улыбнулся Тане. – Он у нас всегда все сам делал, ни с кем не советовался! И больницу сам выбрал! И просил кого-то из своих друзей, чтобы за него похлопотали! «Не пропусти!» – свистнули в наушнике. – Вот так, – сказала Таня в камеру. – В нашей стране ничего не меняется. Для того, чтобы даже такому известному человеку, как Евгений Грицук, попасть в хорошую клинику, нужно, чтоб за него кто-нибудь обязательно похлопотал! Просто так, без протекции, наша система здравоохранения решительно не работает. – Да! – вдруг громко сказала бабуся, которая сидела прямо за племянником. Все микрофоны услышали ее, и камера моментально взяла крупным планом нездоровое морщинистое лицо. – Он, бедный, хлопотал, чтоб туда, стало быть, пристроиться, а его там до смерти залечили! И вся недолга! – А потому что медицина развалилась! – поддали жару откуда-то сбоку. – Врачи не лечат, а калечат! «Сворачивай на тему больницы», – приказал наушник. – Скажите, пожалуйста, отчего умер ваш дядя? Какой именно диагноз ему поставили врачи? Ведь он умер в больнице! – И Таня дружеским, очень искренним, многократно отработанным жестом, который увидели в прямом эфире «миллионы телезрителей», как принято говорить на летучках, положила руку на стиснутый кулак племянника. – Да в том-то все и дело, – приободрился племянник и покосился на оператора. – В том-то все и дело, что дядя… Евгений Иванович Грицук, то есть мой дядя… он никогда и ничем не болел… вообще отличался завидным здоровьем… Таня сделала удивленное и внимательное лицо. – Да залечили его в больнице! – громко повторила бабуся сверху, и вся студия зашумела. – Но ведь он оказался в клинике, насколько я поняла, именно в связи со своей последней книгой, в которой были не просто громкие разоблачения, не просто знаменитые имена! Эта книга стала бы самой настоящей бомбой, если бы автор рассказал, откуда у него сведения, которым он дал такую широкую огласку, и если бы он смог доказать их подлинность! – Танечка, можно я скажу? «Это Шарашкин, из КПРФ, – суфлировали в наушнике. – Правая трибуна. Дай ему слово, а потом вернись к племяннику!» – Конечно, Василий Иванович. – Таня проворно поднялась и перебежала на соседнюю трибуну, где сидел бритый наголо, плечистый и набычившийся депутат Шарашкин. – А у нас в обществе вообще наблюдается странная картина, – начал Шарашкин сразу на повышенных тонах, будто включив в розетку и себя и аудиторию. Аудитория послушно зашумела, а Шарашкин стал наливаться багрянцем. – У нас как кто ни напишет супротив нынешнего режима, так сразу и отправляется к праотцам! Депутат был «почвенник», потому и выражался соответственно, «почвенно». – Нынешний режим еще почище расправляется с неугодными, чем тот самый, который теперь проклинать модно и который разные-всякие щелкоперы да писаки называют сталинским! Тогда-то хоть врагов душили да всякую контру истребляли, а теперича что? А теперича, ежели найдется честный человек, да на всю державу крикнет, что отечество разворовали и продали, да назовет подлеца подлецом, убийцу убийцей, а мошенника мошенником, так на него обязательно найдется какой-нибудь эскулап, который его в больнице и прикончит! И Евгения нашего Ивановича таким макаром прикончили! – Все правильно он говорит! – закричали с трибун. – Врачи нынче все убийцы! – А когда льготы отменили, кто на этом нажился?! Они и нажились, доктора эти, которые рецепты бесплатные выписывать перестали, а стали только платные! – Все они одним миром мазаны! – Граждане, да при чем тут рецепты?! – Опять дело врачей-убийц?! Так это уже было! Придумайте что-нибудь поновее! «Хорошо! – счастливым шепотом сказал у Тани в наушнике режиссер. – Скандал!» – Вот я и говорю! – повысил голос депутат Шарашкин и повел бычьей, налитой шеей. – Вот я и говорю, что власть с неугодными расправляется! И сегодня наша фракция сделала запрос в Генеральную прокуратуру, чтоб там по совести разобрались, кто и в чем виноват и отчего Евгений Иванович скончался! Здоровый человек, понимаешь ли, в больнице в одночасье помер! – Откуда вы знаете, что он был здоровый? – встряла Таня, которую раздражал депутат Шарашкин. – Вы видели его историю болезни? Депутат засопел. – Да я книгу его видел! – гаркнул он так, что в аппаратной, у звукорежиссера на пульте, звук ушел в красный сектор. Звукорежиссер фыркнул, помотал головой и передвинул рычажки. – А в книге все-о, все-о сказано, и про режим, и про власть, и про так называемого президента вашего! – Я попрошу вас быть осмотрительней в заявлениях, – быстро сказала Таня. – Президент был избран большинством населения нашей страны, и власть у нас абсолютно легитимная! – Вот она какая, власть ваша! – и депутат сложил из пальцев здоровенный красный кукиш. Оператор затряс плечами от хохота и немедленно взял кукиш крупным планом. – Это власть ваша да врачи-убийцы и прикончили народного трибуна и борца Евгения Ивановича! «Уходи на рекламу! – приказал режиссер в наушнике. – Пятнадцать секунд!» Таня стремительно поднялась и нашла взглядом свою стационарную камеру. – Остается невыясненным вопрос о загадочной смерти в больнице писателя Грицука, разоблачившего в своей книге целый ряд общественных и политических деятелей нашей страны. Мы продолжим наше расследование после рекламы. Оставайтесь с нами! И застыла, неотрывно глядя в черный глазок камеры, как в прицел. Она смотрела и считала про себя – раз, два, три, четыре, пять… Потом вдруг разом погас «большой» свет, который включался, только когда шла съемка, и по громкой связи режиссер сказал на всю студию: |