Онлайн книга «От первого до последнего слова»
|
– Я тебя убью, – сказала она равнодушно, когда он подступил было к ней. – Ты упустил время. Теперь я тебе не дамся. Он заверещал, что она сука, стерва, последняя дрянь и ее отец пойдет в тюрьму, как только она вознамерится покинуть своего единственного хозяина и господина!.. – Если ты дотронешься до меня, я тебя убью, – повторила она тем же равнодушным голосом. – Посмотри на себя! Ты жалкий старикашка, а я молодая, сильная женщина! – Да если ты меня хоть пальцем тронешь, тебя и на том свете не найдут! По кускам будут собирать, по ошметкам! Ты знаешь, кто я есть, сука?! – А мне наплевать. – Она посмотрела на него в упор, и ему вдруг стало неуютно где-то с левой стороны, как будто под ее взглядом на несколько секунд остановилось сердце. – Мне наплевать, кто ты, и я больше тебе не дамся! – Ведьма! – Пусть меня сто раз посадят, я все равно тебя убью. В тюрьме тоже люди живут! – Ведьма! Ты у меня на всем готовом!.. Я тебе чего только не покупал!.. Я семейку твою поганую из такого дерьма вытащил!.. Я тебя учил, жалел, чтоб ты человеком стала, а ты!.. – Я сказала, – отрезала она. – А ты слышал. Пусти меня! И он ее отпустил!.. И больше не бил, хотя повторял изо дня в день, что она его собственность и чтоб даже не помышляла о побеге, а она все собирала и собирала на него бумаги в секретную папку, которую берегла как зеницу ока. Впрочем, у нее на самом деле не было ничего дороже этой папки!.. До сих пор она не могла поверить в то, что он… умер. Не было мысли слаще и прекрасней, чем эта, и она думала ее непрерывно, и это слово – умер! – звучало для нее как музыка. Он умер, и больше никто не посмеет ее бить. Он умер, и больше никто не посмеет ее оскорблять. Он умер, и с ним умерли все его дикие прихоти и мерзостные фантазии, в которых она должна была исполнять главную роль. Она стала свободной, и отец остался жив, а она все никак не могла в это поверить!.. Телефон зазвонил, когда Светлана стояла над плитой. Она могла стоять часами и смотреть в одну точку. Только на работе она становилась другой, похожей на человека. На работе и еще в обществе Михаила Глебова!.. Телефон зазвонил, и она стала оглядываться по сторонам, как слепая, пытаясь вспомнить, где в ее квартире может быть этот чертов телефон. Потом вспомнила и взяла трубку. – Але? – Ты решила, что дешево отделалась, – шепнул ей в ухо мерзкий голос, очень похожий на голос ее мужа, который горел в аду, – ты решила, что всех обвела вокруг пальца! – Кто это?! – закричала она в отчаянии и замотала головой. Волосы разлетелись в разные стороны. – Ты решила, что все теперь твое! Отец плохо тебя воспитал, сучка! Ты не получишь ничего, все принадлежит мне, только мне, и всегда мне принадлежало! – Замолчите!! – завизжала она. Ненавистный голос разрывал ей череп. – Замолчите!! – Визжи, сука! – сказал голос и засмеялся. – Визжи! Твое время еще не пришло! Знай только, что ты не получишь ничего! Тебе ничего не полагается за твою сучью подлость! – Нет!! – кричала она в беспамятстве. – Нет, нет!!! – Иди и скажи всем, что это ты его убила, – приказал голос. – Прямо сейчас! И тогда, возможно, я тебя помилую! Долгов ехал домой и думал о своей жизни. Никогда еще его не отстраняли от работы! Он понятия не имел, что нужно делать, когда «отстраняют от работы»! Как биться за то, чтобы разрешили работать?! Записаться на прием к министру и объяснить ему, что в смерти Евгения Ивановича Грицука он, профессор Долгов, уж точно не виноват?! Дать объявление в газету о том, что во всем виноваты таблетки, от которых у больного остановилось сердце?! Пристроиться консультантом в районную поликлинику, чтобы делать хоть что– то? Ну, по четным дням или, наоборот, по нечетным! Или пойти повеситься?.. Последнее казалось самым соблазнительным. – Долгов, – мрачно посоветовал ему по телефону Абельман, когда Долгов нехотя сказал ему, что завтра у него нет никаких операций, и объяснил почему. – Ты там того… особенно не того… ну, не этого, то есть… Долгов отлично его понял, но сделал вид, что не понял. У него не было сил понимать. – Чего? – Ты смотри, держи себя в руках! Все только начинается, ты понимаешь, Долгов? Настоящая твоя жизнь только после этого и начнется! – Ну да. – Нам сейчас самое главное разобраться в ситуации. Кто тебя подставил и зачем! Может, от дури, может, от зависти, а может, еще от чего-то! Слышь, Долгов? – Ну да. – Ты сегодня должен нажраться в стельку. У тебя есть чем нажраться? – Ну… да. – Значит, приезжаешь и начинаешь без меня. А потом я подтянусь, и мы решим, что будем делать дальше. Ты меня понял? Долгов сдержанно попрощался – он терпеть не мог никаких показательных выступлений, особенно в духе «мужской дружбы» или «вселенской любви», и поехал домой. Он понятия не имел, что именно станет там делать. Сяду на диван и буду сидеть. Или нет, сяду на веранде на качалку и буду качаться. Я буду сидеть на веранде, смотреть на ветку яблони, которая нависает над перилами, с крохотными, еще совсем зелеными яблочками со сморщенными трогательными пупочками. Ко мне придет моя собака, и я буду ее чесать, ее чистое, гладкое, упругое пузо и шелковые уши, и она будет смотреть мне в глаза, как будто все понимая, а я буду чувствовать себя виноватым и перед ней тоже! И за спиной моей в доме не раздастся ни единого звука и шороха, потому что я – один! Вот теперь уж точно один. Совсем. Что там нес Абельман в том смысле, что «мы справимся», «мы сможем», «мы прорвемся»?! «Мы» – это кто? Все чепуха. Чепуха и пошлость. Никогда плохое настроение, хорошее настроение, любовь или нелюбовь, ссоры с начальством, примирения с родителями, успех доклада или его провал не мешали ему работать. Работа была всегда, и именно в ней заключались счастье и смысл его жизни. В работе и еще в Алисе. Теперь не стало ни того, ни другого. «Дим, скажи мне, что ты меня любишь», – просила Алиса иногда, а он раздражался. Он раздражался и говорил, что не может «по заказу». Когда ему захочется сказать, что он ее любит, он скажет, а так – не приставай, пожалуйста! Вот бы кто-нибудь сейчас сказал ему, что любит его! Он бы, пожалуй, полжизни за это отдал. |