Книга Отель последней надежды, страница 81 – Татьяна Устинова

Он орал, а она уже улыбалась сквозь слезы, и он все еще продолжал орать, когда она подбежала к нему, прыгнула и кинулась на шею.

Он поймал ее и прижал к себе.

— А как мы его назовем?

— Мы даже не знаем, девочка там или мальчик!

— Да какая разница.

— А и вправду никакой.

— Значит, девочка будет Катя, как ты.

— Ну что ты глупости говоришь! Зачем нам две Кати, у нас уже есть одна!

— Ну ладно, хорошо, значит, девочка будет Маша. Или Катя.

— Макс, отстань от меня со своей Катей. И не надо так, мне щекотно!

— А мальчик будет.., мальчик.., если будет мальчик…

Она хохотала и отбивалась.

— Мальчик будет Фемистоклюс! Или Алкид! Макс, ты просто маньяк!

— Евгипий тоже хорошее имя.

— Кто?!

— Евгипий Максимович. Раз он мой сын, значит, будет Максимович!

— Это точно. А откуда ты взял этого Евгипия?

— Был такой в пятом веке. Он тиснул мемуары про святого Северина. Собственно, про Северина известно как раз от Евгипия. На левом берегу Сены есть собор святого Северина. Я тебя туда отведу.

— Па-адумаешь, какой умный, про собор знает! А вот я тебя укушу!

— Там колонны, как пальмы.

— Что значит «как пальмы»?

— Как будто каменные пальмы подпирают свод. Там витражи и по субботам играет орган.

— Ты бывал там именно по субботам?

— Ну да. Я же учился в Сорбонне, в юридическом колледже. И к Северину всегда ходил пешком, по бульварам и вниз, к реке. Сначала по Сен-Жермену, а потом по Бульмишу. Так студенты называют бульвар Сен-Мишель.

— Ты учился в Сорбонне?!

— Да. Давно.

— Боже мой, с кем я связалась?!

— Там кругом ресторанчики, которые держат греки, и можно было купить за десять франков все, что угодно: шляпу, сумку, шарф или три картинки с видом Парижа. А за тридцать вполне приличные ботинки!.. А у греков всегда людно, потому что дешево, чад, мясо жарится. Там нужно есть сыр, пить красное вино или бельгийское пиво и заказывать жареную утку или свиную ногу. Я тебя там покормлю.

— Ты не волнуйся так. Что ты волнуешься?

— Я не волнуюсь. Я просто слишком тебя люблю.

— Не люби меня.., слишком, Максим. Люби меня просто так.

— Я люблю тебя просто так, но немножко слишком. А в Париж мы поедем на следующей неделе, ладно? Мы поженимся и сразу поедем. Осень — мое любимое время в Париже. Или ты не хочешь?..

— Я хочу! Я хочу все, что хочешь ты! Париж так Париж. Тамбов, значит, Тамбов.

— Ты выгодная жена. В Тамбове-то оно подешевле будет!

— Ты жадный?

— Я жадный, отвратительный тип. Я куплю тебе самый большой бриллиант, который ты только захочешь. Хочешь большой бриллиант?

— Кто же не хочет большой бриллиант, Максим Вавилов?

— А потом у тебя вырастет живот, и ты уже никуда не сможешь ездить, и тебе придется сидеть дома, а я буду приезжать поздно, и ты будешь меня пилить и подозревать в том, что я был в бане с девочками!

— Я?! Тебя?! Подозревать?! Да у тебя на лбу все написано. Вот здесь. Как только ты приедешь из бани, все сразу станет понятно.

— Боже мой, с кем я связался?!

— А моя работа?! Я хочу работать!

— Ну работай. Только где-нибудь не слишком далеко от меня.

— Очень близко.

— Это самое главное. Ты будешь работать, я буду работать, мы будем редко видеться и, таким образом, никогда не станем ссориться.

— Или будем каждый день.

— А у меня будут разъезды, командировки, отели, иностранцы, иностранки…

— Подожди, какие отели?! Ты что, уйдешь из своей дежурки?!

— Ну конечно. Мой отец ушел из науки, потому что у него были мама и я, маленький, и нас надо было кормить! У меня ты и Евгипий, вас тоже надо кормить!

— Макс, ты же так не хотел! Нет, подожди, это все нужно обсудить! Макс, не лезь ко мне!

— Ничего не нужно обсуждать. Все понятно. Мне просто больше никому ничего не надо доказывать, поняла, глупая?! Все-о-о! Все доказано! Я на это угрохал много лет. Господи, ну неужели ты не понимаешь?! Я теперь такой же, как он! Я знаю, что такое деньги в кассе в день зарплаты. Я знаю, что скажу сыну, чтобы он не был такой же придурок, как я, и не мотал мне нервы, как я мотал отцу! Сын получит от меня не просто королевство, он получит от меня империю, и я его, поганца, заставлю учиться в Сорбонне!

— Максим…

— У меня теперь семья, и я должен ее кормить. Давай родителям позвоним.

— Максим, ты сошел с ума. Сейчас полшестого утра.

— Наплевать. Нам нужна какая-нибудь сложная подготовка? Ну, платье, смокинг, кольца, это все покупается в один день. Ресторан, сто пятьдесят гостей, катание на пароходе, тройки, цыгане?

— Максим, ты что?!

— Значит, ресторан и билеты в Париж я закажу. Платья, кольца и всякую ерунду купим. Цыгане и пароход отменяются. Самое главное, чтобы родители были в Москве. А у тебя? Бабушки нет, кого зовем?

— Надежду и ее американца.

— Отлично. Американец и Надежда. Ну, мы все решили. Значит, в пятницу, да? Что ты смеешься?

— В пятницу отлично! Пятница — хороший день.

* * *

В пятницу Максим Вавилов женился на Кате Самгиной.

Пока ехали из загса, где толпились брачующиеся в галстуках из негнущегося атласа под цвет невестиного платья, мамаши в кружевных оборках и подружки невесты в разноцветных шелках, и где все их смешило, Максим все время смотрел на свое кольцо. Просто глаз оторвать не мог.

— Послушай, — в конце концов удивленно сказал он своей жене Екатерине. — Что такое?! Мне тридцать два года, а я радуюсь, как мальчишка!

— Это потому, что ты меня любишь, — сообщила ему жена Екатерина, которая тоже глубокомысленно рассматривала свой палец. — И я тебя люблю! Это очень просто.

Почему-то в Москве не было пробок — такой особенный выпал день, — и даже солнышко выглянуло, и они немного полюбовались на Кремль и храм Христа Спасителя, который сиял вечным куполом в просветах рваных осенних туч. А небо, которое смотрело на них оттуда, было высоким и очень синим, холодным, осенним.