Книга Зной, страница 87 – Джесси Келлерман

— Teniente Фахардо раньше девяти не приезжает, — сказал хозяин мастерской, ведя ее дальше. — Я всегда слышу его машину. Я — Гектор.

За приемной располагалась каморка с нераспечатанной коробкой cerveza [76] , высоким картотечным шкафчиком и дверью, которая вела в ватерклозет со стойкой для металлической умывальной раковины.

За каморкой последовало третье помещение, сырое, показавшееся Глории бесконечным. Пахло в нем, как в пещере; противоестественная сырость и сочившийся влагой пол пытались внушить Глории мысль, что ее уже начали переваривать. Штабеля необработанных каменных плит, затянутых паутиной и осыпанных кальцитовой крошкой, поднимались от пола на высоту в десять футов. Как удавалось владельцу мастерской спускать верхние плиты на пол, было загадкой. Глория решила, что они лежат здесь с начала времен. Впрочем, вскоре она увидела небольшой вилочный погрузчик, клыки которого были покрыты боевыми шрамам. Погрузчик чем-то походил на его хозяина.

В центре этого помещения находилось подобие операционной. Металлический стол, утвержденный на куске желтоватого гранита размером в две спаривающихся коробки овсяных хлопьев. Рядом с ним — набор резцов. На краю стола свисала с крюка ручная шлифовальная машинка, от которой уходил, извиваясь, в неведомое шнур питания. Над всем этим нависала рабочая лампа с гнущейся шеей. Клубы пыли и водной взвеси завивались друг вокруг друга, перемежаясь, проникая один в другого и исчезая в раззявленной пасти вентилятора.

— Мне не хотелось бы мешать вам, — сказала Глория.

— Это подождет, — указав на каменную плиту, ответил он. — Куда она денется?

— Вы не будете против, если я взгляну?

Гектор взмахом руки подозвал Глорию к столу, провел пальцами по первым, уже вырезанным на плите буквам имени.

— Эта леди была певицей, любительницей, — сказал он. — Поэтому я вырежу здесь несколько нот.

— Сколько ей было лет?

— О, очень много. Сто два года.

— Она в Агуас-Вивас жила?

— Здесь никто не живет, сеньора. Она жила в сотне миль отсюда. Но у нас тут самое большое кладбище штата. На нем хоронят всех.

— Да, мне говорили. И надгробия делают всего-навсего два человека.

Он слабо улыбнулся.

— Это трудно себе представить, — сказала Глория.

— Все не так уж и плохо, — ответил он, обведя мастерскую рукой. — Большинству людей каменные надгробия не по карману. Они обходятся деревянными крестами. А мне нравится резать камень, для меня это что-то вроде хобби. Настоящая моя работа — на самом кладбище.

Глория смотрела на него, склонив набок голову.

— Я его управляющий, — пояснил он.

— Всего кладбища?

— Вот уже сорок лет. — Лицо его вдруг застыло; он быстро позагибал пальцы и уточнил: — Сорок один.

— И у вас нет помощников?

— Я нанимаю людей копать ямы, перевозить и устанавливать надгробия. Еще на кладбище есть священник. Но вся официальная власть принадлежит мне.

— А он вам никак не помогает?

— Он?

— Другой каменотес.

— Нестор? От него помощи не дождешься.

— Мне нравится ваше отношение к работе.

— Ну, жить-то надо, — сказал он. — Вы пить не хотите?

Глория последовала за ним в каморку, он вскрыл коробку, вытащил из нее бутылку пива. Его вросшие в пальцы ногти, помутневшие за годы и годы тяжкого труда, крепко впились в неподатливую пластиковую крышечку.

— Я бы воды выпила, — сказала Глория.

— Это хорошее пиво, — заверил ее каменотес. — У меня племянник на его производстве работает.

Она, виновато улыбнувшись, сказала:

— Время еще раннее…

Он пожал плечами:

— Ладно.

И, нырнув в уборную, вскоре вернулся с большой чашкой водопроводной воды. После чего снова взялся за пиво. Глория тем временем разглядывала картотечный шкафчик. Каждый из пяти его ящиков был помечен первыми тремя буквами фамилий: Аба-Дел, Дам-Куа — и так далее.

— Что это? — спросила она.

— Уммм…

С пивом Гектор управлялся быстро, в бутылке образовался просвет высотой в три его пальца. Он отнял ее от губ, поднял перед собой, вгляделся и сунул обратно в коробку, где она аккуратно встала между своих товарок.

— Потом с ней управлюсь, — удовлетворенно сказал он и взглянул на лежавшую поверх шкафчика ладонь Глории. — Это? Это кладбище.

— Издали оно показалось мне гораздо большим, — сказала она.

Ухмылка прокатилась по лицу Гектора — слева направо.

— Здесь все, что мне нужно знать. Хотя кое-кто говорит, что мне следует обзавестись компьютером.

— Это кто же?

— Коммивояжеры. Не беспокойтесь, сеньора, я их не слушаю. Сдается мне, у них предвзятое мнение.

Она провела пальцем по верхушке шкафчика; палец посерел от пыли.

— То есть у вас здесь… имена?

— Каждого, кто усоп за последние годы.

Он выдвинул один из ящиков, тяжелый от стоявших в нем плотными рядами коробок с карточками. Карточки были собраны — по пятьдесят-шестьдесят штук — в подобия перетянутых круглыми резинками кирпичей с прилепленными к каждому бирками, на которых значились даты. Гектор выбрал кирпич с пометкой АБРИЛО 1999, стянул с него резинку, надел ее себе на запястье и показал Глории верхнюю карточку. С изнанки к ней был приколот степлером снимок надгробия.

— Веду учет, — сказал он.

— И они здесь все?

— Si. Чем еще может человек достичь совершенства, как не постоянными размышлениями о своей работе? — Он постучал себя пальцем по лбу: — Помнить-то я все не могу Потому Бог и создал фотоаппараты. А я веду записи для родственников усопших. Чтобы им не приходилось постоянно держать в голове сведения о том, где похоронен их близкий.

Он принялся перебирать карточки, показывая их Глории, словно фотографии своих внуков.

— Вот этот камень просто огромный, — сказал он, протянув ей карточку с фотографией.

На карточке стояло мужское имя, какой-то код (участка, догадалась она), дата погребения и причина смерти. Надгробие было серым, прямоугольным — громоздкий памятник человеку, бывшему, предположила Глория, пропорционально тщедушным.

— Такие большие надгробия, — сказал Гектор, — я уже лет пятнадцать не делаю, спина не позволяет. Но мне пришлась по душе его дочь. Уж больно она убивалась.

— Вы и причину смерти записываете, — отметила Глория.

— Да ведь и она кое-какой интерес представляет, — ответил Гектор. Застенчиво улыбнувшись, он отобрал у Глории карточку, вернул ее на место и, перебрав несколько других, вытащил еще одну: — Ага. Это мое первое круглое надгробие. Первое за многие годы.