Книга Двадцать лет спустя, страница 61 – Александр Дюма

И мне ль сулить себе успех,

Задумавшись близ вас, Мария,

Когда вы позабыли всех,

Кто был вам предан в дни былые.

– Не берусь решать, соблюдены ли все правила поэзии в этом куплете, – сказала герцогиня де Шеврез, – но прошу к нему снисхождения ради его правдивости: госпожа де Отфор и госпожа Сеннесе присоединятся ко мне, в случае надобности, не говоря уже о герцоге де Бофоре.

– Продолжайте, продолжайте, – сказал Скаррон. – Теперь мне все равно. С сегодняшнего дня я уже не «больной королевы».

– А последний куплет? Давайте послушаем последний куплет! – попросила мадемуазель Скюдери.

– Извольте. Тут уж прямо поставлены собственные имена, так что никак не ошибешься.

Я думал (ибо нам, поэтам,

Приходит странных мыслей рой);

Когда бы вы в бесстрастье этом,

Вот здесь, сейчас, перед собой

Вдруг Бекингэма увидали,

Кто из двоих бы в этот миг

Подвергнут вашей был опале:

Прекрасный лорд иль духовник?

По окончании этой строфы все в один голос принялись осуждать дерзость Вуатюра.

– А я, – вполголоса проговорила молодая девушка с бархатными глазами, – имею несчастье находить эти стихи прелестными.

То же самое думал и Рауль. Он подошел к Скаррону и, краснея, обратился к нему:

– Господин Скаррон, я прошу вас оказать мне честь и сообщить, кто эта молодая девушка, которая не согласна с мнением всего этого блестящего общества.

– Ага, мой юный виконт! – сказал Скаррон. – Вы, кажется, намерены предложить ей наступательный и оборонительный союз?

Рауль снова покраснел.

– Я должен сознаться, что стихи Вуатюра понравились и мне, – сказал он.

– Они на самом деле хороши, но не говорите этого: у поэтов не принято хвалить чужие стихи.

– Но я не имею чести быть поэтом, и я ведь спросил вас…

– Да, правда, вы спрашивали, кто эта прелестная девушка, не так ли? Это прекрасная индианка.

– Прошу прощения, сударь, – смущенно сказал Рауль, – но я все-таки не понимаю, увы, ведь я провинциал.

– Или, иначе сказать, вы еще не научились говорить тем высокопарным языком, на каком теперь объясняются все. Тем лучше, молодой человек, тем лучше. И не старайтесь изучить его: не стоит труда. А к тому времени, как вы его изучите, никто, надеюсь, уже не будет так говорить.

– Итак, вы прощаете меня, сударь, и соблаговолите объяснить, кто эта дама, которую вы называете прекрасной индианкой?

– Да, конечно. Это одно из самых очаровательных существ на свете. Ее зовут Франсуаза д’Обинье.

– Она родственница Агриппы, друга Генриха Четвертого?

– Его внучка. Она приехала с острова Мартиника, и потому-то я называю ее прекрасной индианкой.

Рауль с удивлением взглянул на молодую девушку. Глаза их встретились, и она улыбнулась.

Между тем разговор о Вуатюре продолжался.

– Скажите, сударь, – сказала Франсуаза д’Обинье, обращаясь к Скаррону словно для того, чтобы вмешаться в его разговор с виконтом, – как вам нравятся друзья бедного Вуатюра? Послушайте, как они отделывают его, расточая ему похвалы. Один отнимает у него здравый смысл, другой – поэтичность, третий – оригинальность, четвертый – юмор, пятый – самостоятельность, шестой… Боже мой, что же они оставили этому человеку, вполне заслужившему славу, как выразилась мадемуазель Скюдери?

Скаррон и Рауль рассмеялись. Прекрасная индианка, по-видимому, не ожидала, что ее слова произведут такой эффект. Она скромно опустила глаза, и лицо ее стало опять простодушно.

«Она очень умна», – подумал Рауль.

Атос, все еще стоя в амбразуре окна, с легкой усмешкой наблюдал эту сцену.

– Позовите мне графа де Ла Фер, – сказала коадъютору герцогиня де Шеврез. – Мне нужно поговорить с ним.

– А мне нужно, чтобы все считали, что я с ним не разговариваю, – сказал коадъютор. – Я люблю и уважаю его, потому что знаю его былые дела, некоторые по крайней мере, но поздороваться с ним я рассчитываю только послезавтра утром.

– Почему именно послезавтра утром? – спросила г-жа де Шеврез.

– Вы узнаете завтра вечером, – ответил, смеясь, коадъютор.

– Право же, любезный Гонди, вы говорите, как Апокалипсис, – сказала герцогиня. – Господин д’ Эрбле, – обратилась она к Арамису, – не можете ли вы сегодня оказать мне еще одну услугу?

– Конечно, герцогиня. Сегодня, завтра, когда угодно, приказывайте.

– Так позовите мне графа де Ла Фер, я хочу с ним поговорить.

Арамис подошел к Атосу и вернулся вместе с ним к герцогине.

– Вот то, что я обещала вам, граф, – сказала она, подавая Атосу письмо. – Тому, о ком мы хлопочем, будет оказан самый любезный прием.

– Как он счастлив, что будет обязан вам, герцогиня.

– Вам нечего завидовать ему, граф: ведь я сама обязана вам тем, что узнала его, – сказала герцогиня с лукавой улыбкой, напомнившей Атосу и Арамису очаровательную Мари Мишон.

С этими словами она встала и велела подать карету. Мадемуазель Поле уже уехала, мадемуазель Скюдери собиралась уезжать.

– Виконт, – обратился Атос к Раулю, – проводите герцогиню де Шеврез. Попросите ее, чтобы она, спускаясь по лестнице, оказала вам честь опереться на вашу руку, и по дороге поблагодарите ее.

Прекрасная индианка подошла проститься со Скарроном.

– Вы уже уезжаете? – спросил он.

– Я уезжаю одной из последних, как видите. Если вы будете иметь известия о господине де Вуатюре, и в особенности если они будут хорошие, пожалуйста, уведомьте меня завтра.

– О, теперь он может умереть, – сказал Скаррон.

– Почему? – спросила девушка с бархатными глазами.

– Потому что ему уже готов панегирик.

Они расстались, оба смеясь, но девушка еще раз обернулась и с участием взглянула на бедного паралитика, который провожал ее любовным взором.

Мало-помалу толпа поредела. Скаррон как будто не замечал, что некоторые из его гостей таинственно шептались о чем-то, что многим из них приносили письма и что, казалось, вечер устроен с какой-то тайной целью, а совсем не для разговоров о литературе, хотя все время и толковали о ней. Но теперь Скаррону было все равно.

Теперь у него в доме можно было фрондировать сколько угодно. С этого утра, как он сказал, он перестал быть «больным королевы».

Рауль проводил герцогиню де Шеврез и помог ей сесть в карету. Она дала ему поцеловать свою руку, а потом, под влиянием одного из тех безумных порывов, которые делали ее такой очаровательной и еще более опасной, привлекла его к себе и, поцеловав в лоб, сказала: