Онлайн книга «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть 1»
|
– Клянусь богом, – воскликнул Д’Артаньян, – это наш добрый, милый Мушкетон! – А! – вскричал толстяк. – Какая радость! Какое счастье! Господин д’Артаньян!.. Стойте, дураки! Последние слова относились к лакеям, которые везли его. Ящик остановился, и все четыре лакея с военной четкостью разом сняли шляпы, украшенные галуном, и стали в ряд за ящиком. – Ах, господин д’Артаньян! – сказал Мушкетон. – Как бы я желал обнять ваши колени! Но я не могу двигаться, как вы изволите видеть. – Что же это, от старости? – О нет, сударь, не от старости, а от болезней, от горестей! – От горестей? – повторил д’Артаньян, подходя к ящику. – Что, ты с ума сошел, добрый друг? Слава богу, ты здоров, как трехсотлетний дуб. – Ах, а ноги-то, господин д’Артаньян, а ноги-то? – простонал верный слуга. – Что же? – Ноги не хотят меня носить. – Неблагодарные! А ведь ты, верно, очень хорошо кормишь их, Мушкетон? – Увы, сударь, да! Они не могут пожаловаться на меня в этом отношении, – вздохнул Мушкетон. – Я всегда делал все, что мог, для своего тела; ведь я не эгоист. – И Мушкетон опять вздохнул. «С чего это он так? Может быть, тоже хочет стать бароном», – подумал д’Артаньян. – Боже мой! – продолжал Мушкетон, выходя из задумчивости. – Как монсеньор будет рад, узнав, что вы вспомнили о нем. – Добрый Портос! – вскричал д’Артаньян. – Я горю желанием обнять его! – О, – сказал Мушкетон с чувством. – Я, разумеется, не премину написать ему. Сегодня же и немедля. – Так он в отсутствии? – Да нет же, господин. – Так где же он, близко или далеко? – О, если б я знал, господин… – Черт возьми! – вскричал мушкетер, топнув ногой. – Ужасно мне не везет! Ведь Портос всегда сидел дома. – Ваша правда, сударь. Нет человека, который был бы так привязан к дому, как монсеньор. Но, однако… по просьбе друга, достопочтенного господина д’Эрбле… – Так Портоса увез Арамис? – Вот как все это случилось. Господин д’Эрбле написал монсеньору письмо, да такое, что здесь все перевернулось вверх дном… – Расскажи мне все, любезный друг. Но прежде отошли лакеев. Мушкетон закричал: «Прочь, болваны!» – таким могучим голосом, что мог одним дыханием, без слов, свалить с ног всех четырех слуг. Д’Артаньян присел на край ящика и приготовился слушать. Мушкетон начал: – Как я уже докладывал вам, монсеньор получил письмо от господина главного викария д’Эрбле дней восемь или девять тому назад, когда у нас был день сельских наслаждений, то есть среда. – Что это значит, – спросил д’Артаньян, – «день сельских наслаждений»? – Изволите видеть, у нас столько наслаждений в этой прекрасной стране, что они нас обременяют. Наконец мы были вынуждены распределить их по дням недели. – Как узнаю я в этом руку Портоса! Мне бы такая мысль не пришла в голову. Правда, я-то не обременен различными удовольствиями. – Зато мы были обременены, – заметил Мушкетон. – Ну как же вы распределили их? Говори! – сказал д’Артаньян. – Да длинно рассказывать, сударь. – Все равно говори, у нас есть время; и к тому же ты говоришь так красиво, любезный Мушкетон, что слушать тебя – просто наслаждение. – Это верно, – отозвался Мушкетон с выражением удовлетворения на лице, происходящим, вероятно, оттого, что его оценили по справедливости. – Это верно, что я добился больших успехов в обществе монсеньора. – Я жду распределения удовольствий, Мушкетон, и жду его с нетерпением. Я хочу убедиться, что приехал в удачный день. – Ах, господин д’Артаньян, – отвечал Мушкетон печально. – С тех пор как уехал монсеньор, улетели все наслаждения! – Ну так призовите к себе ваши воспоминания, милый мой Мушкетон. – Каким днем угодно вам начать? – Разумеется, с воскресенья. Это – божий день. – С воскресенья, господин? – Да. – В воскресенье у нас наслаждения благочестивые: монсеньор идет в капеллу, раздает освященный хлеб, слушает проповедь и наставления своего аббата. Это не слишком весело, но мы ждем монаха из Парижа: уверяют, что он говорит удивительно хорошо; это развлечет нас, потому что наш аббат всегда нагоняет на нас сон, – так что по воскресеньям – религиозные наслаждения, а по понедельникам – мирские. – Ах так! – сказал д’Артаньян. – А как ты сам это понимаешь, Мушкетон? Давай рассмотрим сначала мирские наслаждения, ладно? – По понедельникам мы выезжаем в свет, принимаем гостей и отдаем визиты; играем на лютне, танцуем, пишем стихи на заданные рифмы, – словом, курим фимиам в честь наших дам. – Черт возьми! Это предел галантности! – вскричал мушкетер, едва удерживаясь от непреодолимого желания расхохотаться. – Во вторник – наслаждения ученые. – Браво! – одобрил д’Артаньян. – Перечисли-ка мне их подробнее, любезный Мушкетон. – Монсеньор изволил купить большой шар, который я покажу вам; он занимает весь верх большой башни, кроме галереи, которая выстроена по приказанию монсеньора над шаром. Солнце и луна висят на ниточках и на проволоке. Все это вертится; бесподобное зрелище! Монсеньор показывает мне далекие земли и моря; мы обещаемся никогда не ездить туда. Это чрезвычайно занимательно! – В самом деле, очень занимательно, – отвечал д’Артаньян. – А в среду? – В среду наслаждения сельские, как я уже имел честь вам докладывать. Мы осматриваем овец и коз монсеньора; заставляем пастушек плясать под звуки свирели, как описано в одной книжке, которая есть в библиотеке у монсеньора. Но это еще не все. Мы удим рыбу в маленьком канале и потом обедаем с венками из цветов на головах. Вот наши наслаждения в среду. – Да, среду вы не обижаете. Но что же осталось на долю бедного четверга? – И он не обойден, сударь, – отвечал Мушкетон с улыбкой. – В четверг наслаждения олимпийские. Ах, сударь, как они великолепны! Мы собираем всех молодых вассалов монсеньора и заставляем их бегать, бороться, метать диски. Монсеньор сам уже не бегает, да и я тоже. Но диск монсеньор мечет лучше всех. А если ударит кулаком, так беда! – Беда? Почему? – Да, монсеньору пришлось отказаться от борьбы. Он прошибал головы, разбивал челюсти, проламывал груди. Веселая игра, но никто не хочет больше играть с ним. – Так его кулак… – Стал еще крепче прежнего. У монсеньора несколько ослабели ноги, как он сам сознается; зато вся сила перешла в руки, и он… – Убивает быка по-прежнему? |