Онлайн книга «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть 3»
|
– Она в Фонтенбло, принцесса. – При дворе? – Да. – Я ее знаю? – Она имеет честь состоять фрейлиной вашего высочества. – Ее имя? – с беспокойством в голосе спросила принцесса. – Если только, – прибавила она, быстро овладев собой, – это имя не тайна. – Нет, принцесса; моя любовь достаточно чиста для того, чтобы не делать из нее тайны, тем более я не скрою ее от вашего высочества. Это мадемуазель Луиза де Лавальер. Принцесса не могла удержаться от громкого восклицания, в котором было нечто большее, чем удивление. – Ах, Лавальер!.. Та самая, которая вчера… Она помолчала. – Почувствовала себя дурно, – продолжала принцесса. – Да, принцесса. Я только сегодня утром узнал об этом случае. – И вы видели ее сегодня? – Я имел честь проститься с ней. – И вы говорите, – снова заговорила принцесса, делая над собой усилие, – что король… отсрочил вашу свадьбу с этой девочкой? – Да, принцесса, отсрочил. – И он чем-нибудь объяснил это? – Ничем. – Давно ли граф де Ла Фер просил у короля согласия на ваш брак? – Уже больше месяца, принцесса. – Странно. И словно облачко затуманило ее глаза. – Больше месяца, – повторила она. – Да, уже больше месяца. – Вы правы, – сказала принцесса с улыбкой, в которой Бражелон мог заметить некоторую принужденность. – Мой брат не должен слишком долго задерживать вас у себя; поезжайте поскорей, и в первом же моем письме в Англию я призову вас от имени короля. Принцесса встала, чтобы вручить Бражелону письмо. Рауль понял, что аудиенция окончена; он взял письмо, поклонился принцессе и вышел. – Целый месяц! – шептала принцесса. – Неужели я была до такой степени слепа? Неужели он уже целый месяц любит ее? И, чтобы отвлечься, принцесса немедленно начала письмо к брату, приписка к которому должна была вызвать Бражелона во Францию. Как мы видели, граф де Гиш уступил настояниям Маникана и дал увести себя до конюшен, где они велели оседлать лошадей; потом по описанной нами выше маленькой аллее они поехали навстречу принцу, который после купания, свежий и бодрый, возвращался в замок, закрыв лицо женской вуалью, чтобы оно не загорело от лучей уже жаркого солнца. Принц был в отличном настроении, вызванном созерцанием собственной красоты. Он мог сравнить в воде белизну своего тела с цветом кожи придворных, и благодаря заботам его высочества о своей наружности никто не мог соперничать с ним, даже шевалье де Лоррен. Кроме того, принц довольно успешно плавал, и его нервы после пребывания в холодной воде поддерживали его тело и дух в состоянии счастливого равновесия. Вот почему, завидя де Гиша, галопом ехавшего навстречу на великолепной белой лошади, принц не мог удержаться от радостного восклицания. – Мне кажется, дело идет хорошо, – заметил Маникан, прочитав благосклонность на лице его высочества. – А, здравствуй, Гиш! Здравствуй, бедняга Гиш! – воскликнул принц. – Приветствую вас, монсеньор! – отвечал де Гиш, ободренный тоном Филиппа. – Желаю здоровья, радости, счастья и благоденствия вашему высочеству! – Добро пожаловать, Гиш! Поезжай справа. Но придержи своего коня, потому что я хочу ехать шагом под этим зеленым сводом. – Слушаю, монсеньор. И, последовав приглашению, де Гиш поехал справа от принца. – Ну, дорогой де Гиш, – сказал принц, – расскажи, что новенького ты знаешь о том ловеласе, которого я когда-то знал и который приударял за моей женой? Де Гиш покраснел как кумач, а принц покатился со смеху, точно слова его были верхом остроумия. Окружающая принца свита сочла нужным последовать его примеру, хотя не расслышала шутки; все разразились громким смехом, который полетел до самых последних рядов кортежа. Де Гиш хотя и покраснел, но не растерялся: Маникан смотрел на него. – Ах, монсеньор, – отвечал де Гиш, – будьте милосердны к несчастному, не отдавайте меня на растерзание шевалье де Лоррену! – Как так? – Если он услышит, что вы смеетесь надо мной, он тоже без всякой жалости станет надо мной насмехаться. – Над твоей любовью к принцессе? – Пощадите, монсеньор! – А все же, Гиш, сознайся, ты строил глазки принцессе? – Никогда в жизни, монсеньор. – Ну, признавайся, из уважения ко мне! Признавайся, я освобождаю тебя от требований этикета, де Гиш. Будь откровенен, как если бы речь шла о мадемуазель де Шале или мадемуазель де Лавальер. Тут принц снова залился смехом. – Да что же это я играю шпагой, отточенной с обеих сторон? Я раню сразу и тебя, и моего брата: Шале и Лавальер – одна твоя невеста, а другая его будущая любовница. – Право, монсеньор, – сказал граф, – вы сегодня в отличном настроении. – Да, я сегодня чувствую себя хорошо. Мне приятно видеть тебя. – Благодарю, ваше высочество. – Ты, значит, сердился на меня? – Я, монсеньор? – Да. – За что же, боже мой? – За то, что я помешал твоим сарабандам и испанским романсам. – О, ваше высочество! – Не отнекивайся. Ты вышел тогда от принцессы с бешеным взглядом; это принесло тебе несчастье, дорогой мой, ты танцевал в балете прескверно. Не хмурься, де Гиш; это тебе не идет, ты выглядишь медведем. Если принцесса смотрела на тебя вчера, то я вполне уверен в том, что… – В чем, монсеньор? Ваше высочество пугаете меня. – Она совсем забраковала тебя. И принц снова захохотал. «Положительно, – подумал Маникан, – высокий сан не имеет никакого значения, все они одинаковы». Принц продолжал: – Но ты наконец вернулся; есть надежда, что шевалье снова станет любезен. – Почему, монсеньор? Каким чудом я могу иметь влияние на господина де Лоррена? – Очень просто, он ревнует к тебе. – Да неужели? – Я говорю тебе правду. – Он мне делает много чести. – Понимаешь, когда ты возле меня, он меня ласкает; когда ты уехал, он меня тиранил. И потом, ты знаешь, какая мысль пришла мне в голову? – Нет, монсеньор. – Когда ты был в изгнании, потому что ведь тебя изгнали, мой бедный Гиш… – Кто же был виновником этого, ваше высочество? – спросил де Гиш, напуская на себя недовольный вид. |