Книга Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть 4, страница 34 – Александр Дюма

«Принцесса, умоляю вас уделить мне несколько мгновений для разговора. Пусть вас не пугает эта просьба; она продиктована только глубоким почтением, с которым я и т. д. и т. д.».

Он подписал эту необычную просьбу и сложил листок вчетверо, но в этот момент заметил, что гости королевы начинают расходиться. Он увидел Лавальер, потом Монтале, которая разговаривала с Маликорном. Он пропустил всех гостей королевы-матери, только что наполнявших ее салон.

Принцесса не показывалась. Однако ей необходимо было пересечь этот двор для возвращения домой, и де Гиш внимательно наблюдал. Наконец он увидел принцессу; она шла с двумя пажами, освещавшими ей путь факелами; дойдя до двери, она крикнула:

– Пажи, ступайте узнать, где граф де Гиш. Он должен дать мне отчет в одном поручении. Если он свободен, попросите его прийти ко мне.

Де Гиш молчал, спрятавшись в тень. Но как только принцесса вошла к себе, он опрометью сбежал с террасы и с самым равнодушным видом двинулся навстречу пажам, которые направлялись в его комнату.

«Вот как, принцесса послала за мной!» – взволнованно подумал он и скомкал свою, теперь уже ненужную, записку.

– Граф! – сказал один из пажей, заметив его. – Мы очень рады, что встретили вас.

– Что вам угодно, господа?

– Мы по приказанию принцессы.

– По приказанию принцессы? – повторил де Гиш с притворным удивлением.

– Да. Ее высочество спрашивает вас: вы должны дать ей отчет в одном поручении. Вы свободны?

– Я весь к услугам ее высочества.

– В таком случае благоволите следовать за нами.

Поднявшись к принцессе, де Гиш увидел, что она бледна и взволнованна. У двери стояла Монтале, которой очень хотелось знать, что происходит в уме ее госпожи.

– А, это вы, господин де Гиш, – начала принцесса, увидя графа, – прошу вас… Мадемуазель де Монтале, вы свободны и можете уйти.

Еще более заинтригованная Монтале поклонилась и ушла. Принцесса и де Гиш остались одни.

Все преимущества были на стороне графа: сама принцесса пригласила его на свидание. Но как мог граф воспользоваться этой милостью? Принцесса была так своенравна, характер ее был так изменчив. И она скоро обнаружила это; в самом начале разговора она вдруг спросила:

– Неужели вам нечего сказать мне, граф?

Ему показалось, что она угадала его мысли; ему показалось (влюбленные доверчивы и слепы, как поэты или пророки), ему показалось, будто она угадала его желание видеть ее и цель этого желания.

– Да, принцесса, – поклонился он, – я очень удивлен.

– Историей с браслетами? – перебила его принцесса. – Не правда ли?

– Да, принцесса.

– По-вашему, король влюблен? Скажите!

Де Гиш пристально посмотрел на нее, и принцесса опустила глаза под этим взглядом, проникавшим до самого сердца.

– По-моему, – отвечал он, – король, вероятно, хочет кого-то помучить, иначе он не стал бы так афишировать свои чувства; он не решился бы так спокойно компрометировать девушку, до сих пор вполне безупречную.

– Эту бесстыдницу? – высокомерно промолвила принцесса.

– Могу заверить ваше высочество, – с почтительной твердостью сказал де Гиш, – что мадемуазель де Лавальер любит человек, достойный всякого уважения.

– Уж не Бражелон ли?

– Да, принцесса. Он мой друг.

– А какое дело королю до того, что он ваш друг?

– Король знает, что Бражелон – жених мадемуазель де Лавальер; и так как Рауль честно служил королю, король не захочет причинять непоправимого несчастья.

Принцесса звонко расхохоталась, и этот смех болезненно подействовал на де Гиша.

– Повторяю, принцесса, я не думаю, чтобы король был влюблен в Лавальер, и в доказательство этого я хочу спросить у вас, принцесса: чье самолюбие желал задеть его величество в данном случае? Вы знаете весь двор и поможете мне разрешить этот вопрос, тем более что, как уверяют, ваше высочество очень близки с королем.

Принцесса закусила губу и, не придумав ответа, изменила тему разговора.

– Докажите мне, – сказала она, глядя на графа тем взглядом, в который как будто была вложена вся душа, – докажите, что именно вы хотели поговорить со мной, хотя позвала вас я.

Де Гиш торжественно вынул свою записку и подал принцессе.

– Наши желания совпали.

– Да, – произнес граф с нежностью, которую он не мог подавить, – и я уже объяснил вам, зачем я хотел вас видеть; вы же, принцесса, еще не сказали, зачем вы потребовали меня к себе.

– Это правда.

Она колебалась.

– Я с ума схожу из-за этих браслетов, – молвила она вдруг.

– Вы ожидали, что король поднесет их вам? – спросил де Гиш.

– А почему бы и нет?

– Но ведь, принцесса, у короля, кроме вас, его невестки, есть еще супруга?

– А кроме Лавальер, – воскликнула уязвленная принцесса, – у него есть я! У него есть весь двор!

– Уверяю вас, принцесса, – почтительно поклонился граф, – что если бы кто-либо услышал ваши слова и увидел ваши красные глаза и – да простит меня бог – эту слезу, навернувшуюся на ваши ресницы… да, если бы кто увидел это, то сказал бы, что ваше высочество ревнует.

– Ревную! – надменно воскликнула принцесса. – Ревную к Лавальер?

Она рассчитывала смирить де Гиша этим высокомерным жестом и надменным тоном.

– Да, к Лавальер, принцесса! – смело повторил он.

– Кажется, сударь, вы позволяете себе оскорблять меня, – прошептала она.

– Нет принцесса, – отвечал взволнованный граф, решивший, однако, укротить этот приступ гнева.

– Вон! – крикнула принцесса вне себя от раздражения, до такой степени хладнокровие и молчаливая почтительность де Гиша взбесили ее.

Де Гиш отступил на несколько шагов, отвесил поклон, выпрямился, белый как полотно, и слегка дрогнувшим голосом произнес:

– Мне не стоило так усердствовать, чтобы подвергнуться совершенно несправедливой немилости.

И он не спеша повернулся спиной. Но не сделал он и пяти шагов, как принцесса бросилась за ним, точно тигрица, схватила его за рукав и воскликнула, привлекая к себе:

– Ваша притворная почтительность страшнее прямого оскорбления. Но оскорбляйте меня, только говорите!

Она вся дрожала от ярости.

– Принцесса, – мягко отвечал граф, обнажая шпагу, – пронзите мое сердце, но не томите!

По устремленному на нее взгляду, полному любви, решимости и даже отчаяния, она поняла, что этот человек, наружно такой спокойный, пронзит себя шпагой, если она прибавит хоть слово.