Книга Зимний дом, страница 114 – Джудит Леннокс

— О боже… — пробормотал Мерлин и положил ладонь на ее руку.

Но Робин стряхнула ее и вскочила. Салфетка соскользнула на пол. Выбегая из комнаты, Робин услышала грохот опрокинувшегося стула.

Майя встала из-за стола, чувствуя, что все смотрят только на нее. Ошеломленные, растерянные взгляды прожигали ее насквозь. В коридоре она нашла свое пальто и сумку. А потом вышла из дома.

Она увидела Хью примерно в полумиле от фермы. Он вышел на середину дороги и заставил ее остановиться. Когда Хью шел к машине, Майя заметила, что он хромает сильнее обычного. Старомодный вечерний костюм, до блеска начищенные старые кожаные туфли и неизменная порядочность делали его анахронизмом, осколком другой эпохи.

Она открыла дверь, и Хью сел на пассажирское сиденье. Майя снова включила двигатель и поехала по темным извилистым дорогам. Удары сердца болью отдавались в груди. Они молча проехали около пяти миль, а потом Хью сжал руку Майи, державшую руль. Машина вильнула и задела бордюр.

— Остановись.

Майя съехала на обочину.

— Выключи двигатель.

Когда двигатель умолк, наступила тишина. Наконец Хью сказал:

— Не понимаю. Думаю, ты должна объяснить.

— Что объяснить? Случившееся с Элен?

— Чушь. — Он никогда не говорил с ней так резко. — Весь этот вечер. То, что ты нагородила.

Вместо ответа она стала рыться в сумочке, разыскивая сигареты.

— Ты и в самом деле так думаешь о моей семье? — спросил Хью.

Майя закурила сигарету и откинулась на спинку сиденья, глядя не на него, а в лобовое стекло.

— Да, — в конце концов, собрав остатки храбрости, ответила она. — Да, Хью.

— Ты разлюбила Ричарда… Дейзи… Робин?

— Слишком сильно сказано, — задумчиво ответила Майя. — Они мне наскучили. Немножко. Конечно, Ричард и Дейзи очень добрые и достойные люди, их можно было бы терпеть. Но Робин стала настоящей занудой.

В его ореховых глазах отразились гнев и боль.

— Я понятия об этом не имел.

— Еще бы… Вы, Саммерхейсы, всегда верили в свое превосходство. А ты знаешь, почему я всегда приходила к вам в старье? Чтобы не портить новые вещи. Меня смешил весь этот кавардак у вас в доме по милости твоих родителей. Когда они были моложе, еще можно было мириться с бестолковыми служанками и тем, что все разбросано где попало. Но теперь это стало немного утомительно. В конце концов, грязь всегда остается грязью.

На мгновение Хью потерял дар речи. Его ноздри раздулись и побелели, костлявые длинные руки судорожно задвигались.

— Это недостойно тебя, Майя.

Она повернулась к Хью и смерила его мрачным и решительным взглядом.

— Если ты не можешь принять меня такой, какая я есть, нам лучше расстаться.

Хью резко выдохнул, внезапно закрыл глаза, и его рука знакомым Майе жестом убрала прядь волос, упавшую на лоб.

— Ты этого хочешь?

— Да. Думаю, да.

Майя начала снимать кольцо, но оно застряло на пальце. В это время дверь машины открылась.

— Хью…

— Я ухожу. До свидания, Майя.

Он поморщился, неловко согнув больную ногу, вылез из машины и пошел по дороге. Лунный свет озарял его высокую поджарую фигуру и короткие светлые волосы.

Майя сама не знала, сколько времени она смотрела ему вслед. В глубине души она ждала, что Хью обернется, вернется и даст ей еще один шанс. Но, конечно, он этого не сделал. Когда она вновь включила двигатель, на холмы упали серые лучи рассвета, а ее руки, державшие руль, побелели от холода.

Робин, как всегда, пошла в зимний дом. Под ее туфлями хрустел первый снег, покрывший газон, а когда она коснулась перил, ладонь обожгло ледком. Рывком открыв дверь, она ощупью нашла на полке коробку спичек и зажгла свечи. Дров не было ни в печке, ни в корзине; наружные подоконники и клочья паутины, свисавшие со стен и стола, были подернуты инеем.

Она оглянулась по сторонам, не понимая, что случилось. Место, которое когда-то было ее святилищем, исчезло. Плинтусы обросли плесенью, напоминавшей о высоких половодьях последних лет; в щели врывался холодный ветер. Зимний дом стал меньше и уродливее. Казалось, что она внезапно выросла. Посмотрев на стол, уставленный коробками с камнями, ракушками и перьями, она услышала голос Майи: «Саммерхейсы — великие коллекционеры, верно?» Робин судорожно всхлипнула и уткнулась лицом в носовой платок.

Наконец она услышала, как открылась дверь, и почувствовала, что ей на плечи набросили что-то тяжелое и теплое.

— Ты замерзла, малышка. Пойдем домой, — сказал отец.

Она подняла глаза:

— Майя…

— Майя уехала.

В полумраке лицо Ричарда казалось серым и морщинистым.

— Вот и отпраздновали твой день рождения, папа. Мне так жаль… — Она не смогла закончить фразу.

— Скажи, это ведь из-за Джо? — мягко спросил Ричард. — Ты боишься за Джо.

Робин кивнула, не в силах говорить.

— Он тебе очень дорог?

Она посмотрела на отца:

— Я люблю его. Люблю… Мне понадобилось много лет, чтобы это понять. Я была идиоткой.

Ричард помог ей встать и обнял. Она уткнулась в его свитер и выдавила:

— Папа, как, по-твоему, Майя права? Что мы стоим в сторонке…

— А как ты думаешь сама?

— Может быть, мы стали пацифистами только потому, что боимся?

Робин хотела, чтобы отец подбодрил ее, убедил, что он сам никаких сомнений не испытывает.

— А не из-за принципов?

— Потому что мы не вынесем, если будем терять друзей… или любимых… или сыновей. И позволяем, чтобы это случилось с кем-нибудь другим. — У нее снова сорвался голос. — Чтобы творилось самое ужасное…

— Чтобы немцы сбрасывали бомбы на женщин и детей? — спросил Ричард.

Робин вышла на веранду, придерживая лацканы отцовского пиджака.

— Я боюсь, что мы пацифисты только потому, что не хотим рисковать собой или теми, кого любим.

Она положила руки на перила и посмотрела на пруд. Его края затянул тонкий черный лед. Сомнения, которые пугали ее с тех пор, как Джо уехал в Испанию, вернулись снова, разбуженные холодным, насмешливым голосом Майи.

— Папа, я хочу спросить… Ты не одобряешь всех, кто записался в интернациональные бригады? Считаешь, что Джо совершил ошибку, отправившись воевать в Испанию?

Отец покачал головой:

— Ну что ты, Робин. Джо делает то, что считает правильным. Но есть и другие способы борьбы.

— Письма членам парламента от своего округа? Демонстрации? — Она услышала в собственном голосе сарказм и тут же пожалела об этом.