
Онлайн книга «Зимний дом»
Она сделала еще одну попытку. — Майя, — мягко сказала Робин, — он уже бил тебя и на этом не остановится. А вдруг… Майя решительно покачала головой, заставив подругу замолчать. — Нет. Ты не понимаешь. Я нужна Вернону. Как жена и хозяйка дома на его званых обедах. Кто-то должен развлекать гостей, на которых он стремится произвести впечатление. Именно поэтому он и женился на мне. Кроме того, я нужна ему в постели. Это дешевле, чем ездить в Лондон и покупать любовь какой-нибудь проститутки. — Улыбка Майи была ужасающей пародией на ее обычную, очень красивую. — Майя, Вернон может не совладать с собой. — Вернон всегда владеет собой. Всегда точно знает, что он делает. Я же говорила, он никогда не бил меня по лицу. Я сама шарахнулась. Потом он очень жалел. Прислал цветы. Испуганная Робин проследила за взглядом Майи и увидела в раковине огромный букет тепличных роз. — Так что, сама понимаешь, волноваться не из-за чего. — Майя закурила сигарету и протянула пачку Робин. — Знаешь, дорогая, тебе пора. Вернон вернется с минуты на минуту. Не думаю, что вам следует видеться. Голос Майи звучал почти шутливо. Робин нетвердо поднялась на ноги. — Дорогая, пройди через черный ход. Кажется, он уже подъехал. На мгновение Робин замешкалась: — Я могу чем-нибудь… Губы Майи насмешливо изогнулись. — Очень мило с твоей стороны, Робин. Нет. Не думаю. Робин обвила руками ее шею и крепко обняла. Майя коротко всхлипнула и оттолкнула ее. — Если я когда-нибудь понадоблюсь тебе, напиши. Ты знаешь мой адрес. Девушка шагнула к дверям, но Майя схватила ее за локоть и заставила остановиться. — Робин, никому не говори обо мне и Верноне. Ни одной живой душе. Обещаешь? Увидев ее грозные большие светло-синие глаза, Робин кивнула. — Обещаю. Элен шла домой от автобусной остановки. Налетел сильный ветер и рассыпал все ее свертки. Адам Хейхоу бросил пестовать зимние овощи и помог девушке собрать покупки. Когда отрезы ткани, нитки и подкладка снова оказались в корзине, запыхавшаяся Элен сказала: — Спасибо, Адам. Какой ветер! — Просто убийственный, мисс Элен. Тут злобный ветер вцепился когтями в ее шляпу. Элен вскрикнула, тщетно вскинула руки и снова уронила корзину. Шляпа запуталась в розовом кусте, росшем у дверей домика Хейхоу. Адам достал ее из колючек, и Элен воскликнула: — Надо же, Адам, у вас выросла роза! В декабре! Хейхоу сорвал единственный желтый цветок и засунул его за ленту ее шляпы. — Вот. Так гораздо красивее, правда? Она улыбнулась ему; плотник подхватил корзину и пошел по тропинке, которая вела к дому священника. — Как у вас дела, Адам? — Весь последний месяц работал в Большом Доме, ремонтировал оконные рамы и кухонные полки. — Адам покосился на корзину. — Я слышал, что вы и сами теперь работаете, мисс Элен. Разве в такой дыре, как Торп-Фен, можно что-нибудь сохранить в тайне? Элен вспыхнула. — Я немножко шью. И все это, — она жестом указала на свертки с тканями и нитками, — нужно мне для дела. Когда они добрались до ворот, Адам отдал корзину Элен. — Конечно, ваши вещи лучше того барахла, которое продается в магазинах, мисс Элен, — сказал он, вежливо прикоснулся к шляпе и ушел. Она прошла в дом. Была вторая половина дня, и как всегда в первый четверг месяца, Джулиус отправился в Эли к епископу. Элен зашла на кухню, где Бетти резала овощи и мясо для похлебки, а судомойка Айви рылась в кладовке. Затем Элен села за стол в столовой и ответила на отцовскую почту. В конце каждого письма преподобный Фергюсон делал карандашные пометки; Элен расшифровывала их и писала ответы крупным красивым почерком. На угловом столике стояла тонированная сепией большая фотография Флоренс Фергюсон в паспарту с тиснеными снежинками и сделанной курсивом надписью «Белый цветок безупречной жизни». Элен сидела, набросив на плечи шаль (Бетти никогда не растапливала в столовой камин до семи вечера); на ее коленях уютно свернулся кот Перси. Покончив с письмами, Элен скроила все три блузки, заказанные ей женой помощника священника. Элен обещала сшить их к концу недели и боялась не успеть. Поездку за тканями пришлось отложить: помешали рождественская ярмарка, собрания прихожан и, конечно, домашние хлопоты. Закончив кройку, Элен тщательно сложила куски и опустила их в корзинку для рукоделия. Столовая казалась очень большой, темной и тихой. Бетти и Айви ушли в деревню, к своим семьям. Никто из прислуги Фергюсонов в доме не жил. Элен зажгла две керосиновые лампы, но их свет не рассеивал мрак. Ей хотелось, чтобы в доме было радио, но отец это новшество не одобрял. Кот соскучился и куда-то удрал. Элен достала со дна корзинки маленькую книжечку и стала записывать цену ткани, купленной в Эли. Это было самое трудное. Она любила шить, но считала плохо. Когда девушка сложила цифры в столбик, получилось, что она потратила больше денег, чем взяла с собой в Эли. Девушка сделала еще одну попытку и получила смехотворную сумму в два шиллинга семь пенсов. Элен без сил закрыла книжку и положила гудящую голову на руки. Деньги тревожили ее. Просить отца не хотелось; он мог сказать, что расходы слишком велики. Внезапно она подумала о Хью Саммерхейсе. Хью такой умный, терпеливый и хорошо к ней относится. Элен вспомнила, как они танцевали в зимнем доме, вспомнила его теплые руки и изящную высокую фигуру. Хью во всем разберется… Она улыбнулась и уснула. Проснувшись и открыв глаза, Элен поняла, что она не одна. В кресле напротив сидел отец и наблюдал за ней. Она понятия не имела, сколько это продолжалось. За неделю до Рождества заведующий канцелярией отозвал Робин в сторону и заговорил с ней. Поскольку он мямлил и не смотрел в глаза, Робин не сразу поняла, о чем идет речь. Что-то о модернизации, сокращении расходов и экономии. Наконец она гневно воскликнула: — Вы меня выгоняете? — Мне очень жаль, мисс Саммерхейс, однако в данных обстоятельствах… — Но вы не можете… Увы, он мог. Времена тяжелые, она проработала в компании всего год и ее вклад в доходы фирмы, мягко говоря, не слишком велик. Вскоре Робин оказалась за дверью. В кармане ее пальто лежало недельное выходное пособие. К ее величайшему удовольствию, Фрэнсис оказался дома. После возвращения с Болот Робин видела его лишь мельком и утешала себя воспоминаниями о встречах на собраниях и случайных вечеринках, прогоняя мысли о том, что они с Фрэнсисом могли бы стать не только друзьями. В конце концов, когда он поцеловал ее в Лонг-Ферри, они оба были под мухой. Фрэнсис открыл бутылку пива. — Первое увольнение следует праздновать. — Он поднял стакан. — За невежд и неудачников! |