Книга Голубая ива, страница 108 – Дебора Смит

Она шумно вздохнула, нарушая тишину. Артемас встал между ними.

— Ты уже очень долго ходишь по острию ножа, — произнес он низким и с трудом контролируемым голосом. — Я разбаловал тебя из-за твоей ноги. Но не из жалости, — добавил он, видя, как Джеймс напрягся. — Пытаясь помочь, я позволил тебе излить свою горечь.

— Не нуждаюсь я в вашей снисходительности, — парировал Джеймс сквозь стиснутые зубы. — Презираю.

— Тогда измени свое поведение и не думай, что твоя травма оправдывает ужасные, гнусные слова в адрес остальных.

Джеймс холодным взглядом зацепился за полную покорность в глазах Лили, почувствовал правоту брата. Но непреклонная гордость, воспитанная для самозащиты на протяжении всей его жизни, не позволяла ему что-либо ответить. Его молчание просто означало перемирие. В блестящих глазах Артемаса, этаких светящихся твердых бриллиантах, он уловил отвращение.

Артемас, поддерживая Лили под руку, проводил ее к креслу, они обменялись быстрыми, влюбленными взглядами. Все сомнения Джеймса о природе их отношений сразу испарились. Тамберлайн говорил правду: они с детства любили друг друга.

— Пожалуйста, начинай, — кивнул Артемас Тамберлайну.

Тамберлайн подошел к письменному столу, достал автоответчик и сунул вилку в розетку на стене.

Лили вцепилась руками в подлокотники кресла. Ее нервы были на пределе. Артемас тотчас встал рядом, положив руку ей на плечо.

Тамберлайн перевел взгляд с Джеймса на остальных Коулбруков. Затем его повелительный голос поплыл с соизмеримой каденцией. Он рассказал им историю про автоответчик.

Майкл с изумлением спросил:

— Неужели на пленке голос Джулии? С какой стати?

Тамберлайн колебался.

Артемас ответил за него:

— Обсуждались возможные неувязки, в том числе и риск, связанный с мостом.

Лили заставила себя взглянуть на Коулбруков: ужас, отрицание, боль читались на их лицах. Джулия, казалось, снова умирала у них на глазах. Джеймс решительно шагнул вперед, потом остановился.

— Ты говоришь… говоришь, что Джулия знала насчет моста?

Рука Артемаса сжала плечо Лили.

— Да. Знала, но настаивала на продолжении строительства.

Вскрикнула Элизабет, покачнулась Касс, глаза Майкла умоляли. Джеймс бросился к Лили:

— Думаешь, мы поверим? Каким-то там откровениям Джулии, наиболее понравившимся тебе!

— Лили не хотела ни вам… ни мне… говорить об этой пленке, — вмешался Артемас.

Тамберлайн кашлянул.

— Это правда. Лили отказывалась передать эту пленку Артемасу. В конце концов я посчитал нужным посвятить Артемаса.

Касс подалась вперед, обращаясь к Лили:

— Почему ты хотела скрыть?

Лили многозначительно взглянула на Элизабет:

— Когда прослушаете, надеюсь, поймете. Джулия была сложной женщиной и слишком эмоциональной, чтобы рассуждать объективно. Она не чувствовала опасности; презирая Фрэнка, все же доверяла ему. А он убеждал ее игнорировать опасения Ричарда.

Смущение отразилось на пепельном лице Элизабет. Та мука, которую перенесли они с Джулией в детстве, выразилась в ее взгляде. Теперь понятно, почему Лили защищает Джулию!

Джеймс разочарованно присвистнул:

— По-видимому, у тебя развита таинственная интуиция относительно нашей сестры.

— Замолчи! — приказала Элизабет, глаза ее наполнились слезами. — Включайте! Я хочу услышать, что говорила Джулия.

Майкл сжал плечо Джеймса:

— Прикуси язык, пока мы не прослушаем пленку.

По-видимому, Джеймс впервые дрогнул. Отстранив Майкла, он подошел к Тамберлайну и облокотился на стол у автоответчика.

Раздался рокот магнитофона. Лили закрыла глаза. Из динамика вырвался злобный, решительный голос Фрэнка:

«Ты, глупый ублюдок, зачем рассказал Джулии о мосте?»

Лили оглядела лица окружающих. Разыгравшаяся трагедия полностью опустошила их. Жуткие голоса смолкли, в комнате воцарилась неестественная тишина. Тамберлайн выключил автоответчик и погрузился в глубокое раздумье.

Ни один из них не мог вымолвить ни слова. Наконец Касс обхватила голову руками и глухо спросила:

— Что же теперь делать?

Артемас печально оглядел лица родных:

— Мы поговорим. Поплачем. Простим.

Майкл, вздохнув, откинулся на спинку кресла:

— Хорошо, что мы узнали.

— И что теперь? — воспротивился Джеймс. Он гневно посмотрел на Лили. — Твой муж и остальные убедили ее в том, что мост безопасен!

Артемас прищурился:

— Теперь ясно, что она игнорировала предупреждения Ричарда и вынудила его согласиться со Стокменом и Грандом.

Джеймс выругался:

— Неужели ты осуждаешь ее за то, что она приняла рекомендации по техническим вопросам?! Ведь даже ни один адвокат не взялся обсуждать их.

— Я не осуждаю Джулию. Она совершила ошибку… Трагическую ошибку. Видимо, руководствуясь безрассудной гордостью. Она не останавливалась ни перед чем ради того, чтобы открыть сооружение в срок. Почему бы ей просто было не прийти к нам и не объяснить ситуацию? Не понимаю. Никто не обвинил бы ее в том, что она плохо справляется с заданием. — Он неожиданно ссутулился, словно от тяжкого груза. — Вот на этот вопрос мы никогда не получим ответа…

Джеймс ударил кулаком по автоответчику. Пластиковый корпус зловеще хрустнул. Лицо мужчины исказилось от гнева и горя. Затем он, хромая, подошел к окну и отвернулся.

Элизабет вдруг издала протяжный стон.

— Это трудно… вам, вероятно, и в голову не приходило, что кто-то может не понять вас. Вы никогда ни в чем не сомневались. На самом деле она была такой хрупкой и такой ранимой… Думаете, легко мне было, оберегая чувства каждого, скрывать от вас весь тот ужас из-за того, что не к кому обратиться за помощью?

Ее бессвязная речь очень встревожила остальных. Джеймс резко повернулся, Майкл пытался успокоить, обнял.

— Я не потеряла рассудок, — продолжила она тупо. — Я пыталась рассказать вам… Боже, я пыталась… — Взгляд ее остановился на Лили. — Я знаю, почему Джулия не могла никому довериться в критический момент. Лили, ты знаешь, о чем я. Именно поэтому, вероятно, ты не испытываешь к ней ненависти.

Лили тотчас похолодела.

«Нет, не надо, они уже и так расстроились».

Но она не могла, не имела права просить Элизабет скрыть заключительную часть головоломки.

— Лизбет, о чем ты? — потребовала Касс срывающимся голосом.

Элизабет поднялась, чуть ли не задыхаясь. В ней словно что-то переломилось, и раздался тихий, прерывистый голос. Мощная разрушительная сила слов обрушилась на Коулбруков.