Онлайн книга «Великолепный век. Роксолана и Султан»
|
– Пошел прочь! К черту! Последнее заорала уже по-русски, евнух отскочил, не зная, чего еще ждать от этой бешеной, хотя должен бы погибнуть, но не пустить ее к валиде без разрешения. Хафса действительно намеревалась ложиться. После ухода Хуррем она отправила прочь и кизляр-агу, говорить ни о чем не хотелось. Никакие уловки не помогали, зеленоглазая колдунья продолжала властвовать над душой султана. Оставалось надеяться на одно – что не выживет при родах. Но до этого еще далеко, придется потерпеть… Валиде сокрушенно вздохнула: не просто терпеть, а делать вид, что озабочена ее здоровьем, что ждет не дождется появления внука или внучки из ее пуза. Вдруг у дверей покоев раздался какой-то шум. Хафса кивнула служанке: – Посмотри, что там. Но рабыня не успела – дверь рывком распахнулась, и на пороге возникла та, которой были заняты мысли валиде. Не нужно обладать большой наблюдательностью, чтобы понять, что Роксолана в бешенстве. – Что случилось, Хуррем? Почему ты врываешься ко мне среди ночи? – Мне нужны свои слуги. – Тебе мало служанок? Но даже если трех недостаточно, разве это повод, чтобы вот так шуметь? – Я куплю себе служанок сама, таких, которым буду доверять! – Этим занимается кизляр-ага. Валиде начала злиться: что себе позволяет эта нахалка? Разве получение письма от Повелителя, пусть и с объяснениями в любви, повод, чтобы так беситься? Кизляр-ага, легок на помине, уже вкатывался в комнату собственной персоной. Его успели предупредить, что Хуррем с криком помчалась к валиде. Боясь еще какого-нибудь скандала, несчастный евнух поспешил за ней. Вовремя… Он двигался, как перекати-поле, бочком и бесшумно, возник на пороге покоев, как мираж, но был сразу замечен обеими женщинами. – Вот он и отправится завтра со мной на рынок покупать рабынь. – Что ты себе позволяешь?! Пока еще я распоряжаюсь в гареме. Но Роксолана просто не желала прислушиваться, она чувствовала, что если сейчас отступит, то потеряет все. – У меня будет свой евнух, даже два. Их я тоже выберу сама! Свои служанки и свой повар! – А своего дворца тебе не нужно? – Хорошо бы, но это потом. Темные губы валиде стали совсем черными, сжались в узкую полоску, сквозь которую с трудом прорывались звуки: – Почему я вообще должна выслушивать твои наглые требования? Ты будешь жить как все! Скажи спасибо за то, что тебе создали и такие условия. – Почему? Потому что на моей постели можно найти вот это! Она швырнула простыню на ковер, а когда кизляр-ага метнулся, чтобы поскорей забрать ткань, фыркнула: – Осторожней, кизляр-ага, там битое стекло. Тонко битое, осколки как иглы. Евнух шарахнулся в сторону. У валиде в покоях света больше, чем у Роксоланы в спальне, сразу стало видно, как поблескивают осколки, запутавшиеся в волокнах ткани. Хафса опомнилась не сразу, сдавленно поинтересовалась: – Кто это сделал? Роксолана дернула плечом: – Мне все равно. Но с завтрашнего дня ни одна служанка из прежних не подойдет ко мне ближе пяти шагов! И в тех комнатах я тоже не останусь! А Повелителю напишу, что нашлись те, кто пожелал погубить его будущего сына, и те, кто не защищает… Она повернулась на каблуках и вышла. Мгновение валиде-султан и кизляр-ага смотрели друг на дружку, потом Хафса сделала знак, и евнух метнулся следом за строптивой наложницей. – Хуррем! Хуррем, да подожди ты! Ну кто тебе сказал, что тебя не защищают? Роксолана остановилась как вкопанная, от чего евнух налетел на нее и снова потерял чалму, правда трубочка на сей раз не выпала. – А кто защищает, ты, что ли? Ну, расскажи, что ты хоть раз сделал для моей защиты? Спас, когда избивала Махидевран? – Да, – приосанился кизляр-ага, – если бы не я, она бы тебя убила. – Но ты допустил, чтобы подбила глаз. – Хорошо, забудем старое. Чего ты хочешь, новых рабынь? Выбери, их вон сколько в гареме. – Кизляр-ага, ты же не глухой… Голос Роксоланы стал почти медовым, но в нем слышались угрожающие нотки, от которых у евнуха по спине бежали мурашки. – Ты прекрасно слышал все, что я сказала валиде-султан. Я не верю ни одной рабыне гарема, всех: и рабынь, и евнухов, и даже повара – куплю себе сама. Потому что хочу выполнить наказ Повелителя. – Какой? – Какой? Родить ему сына! И горе тому, кто помешает мне сделать это. Ты понял? Кизляр-ага понял другое – в гареме начинается время Хуррем. Исчезла та нерешительная девчонка, куда-то девались ее смущение и робость, перед евнухом стояла тигрица, защищающая себя и детеныша в своем чреве. Словно подтверждая это, внутри снова требовательно толкнулся ребенок. Роксолана приложила руки к животу: – Да, мой маленький, твоя мать все слышит, не толкайся. Я больше не буду кричать. Если меня к этому не вынудят. – Он, – евнух кивнул на живот, – уже шевелится? – Да, – горделиво вскинула голову Роксолана, – и все понимает и запоминает, понял? И когда станет султаном, тебе припомнит. Снова повернулась и направилась к себе. Зря она это сказала, потому что кизляр-ага усмехнулся: станет султаном! Придумает же такое. Да перед ним целая толпа старших сыновей Повелителя. И вдруг евнух даже икнул от неожиданной мысли. Ведь отец Повелителя тоже был младшим сыном, которому никогда не пророчили трон, и сам Сулейман тоже младший и последний в очереди. В жизни может повернуться по-всякому, а с этой лучше не связываться. Кто это ей насыпал в постель битого стекла? Кизляр-ага поторопился обратно в комнаты валиде: нужно распорядиться, чтобы убрали стекло с ковра, не ровен час пострадает валиде-султан. И ведь эту бешеную не обвинишь: она стекло у себя обнаружила. А Роксолана вернулась в свои комнаты. Пока бежала к валиде, ругалась там, потом беседовала в коридоре с кизляр-агой, не думала, что будет дальше. А теперь пришлось. Завтра она настоит на том, чтобы отправиться с кизляр-агой на невольничий рынок и выбрать себе тех, кто придется по душе. Но сегодня-то что? Что делать с Гюль? Приказала евнуху у дверей: – Позови Гюль. – Она в комнате, госпожа. – Я не разрешила никого пускать! – Но она ваша служанка. Она не чужая. – Никого – значит никого! Может, если бы не было этого нарушения, не испытала бы нового прилива злости. Гюль действительно была в комнате, не в спальне, а в первой. |