
Онлайн книга «Грани Обсидиана»
![]() – Кажется? – медленно повторил его брат. Он пожал плечами: – Ну, я не очень-то был в себе, знаешь ли… Я и тебя-то не всегда узнавал. Это было словно застрять в миге превращения: все вокруг размыто, в ушах гудит многослойное эхо, запахи переливаются всеми цветами, а свет просто оглушает… Фэрлин смотрел задумчиво. – Помнится, ты говорил, что Лисса очень боится Волков и тебя – тоже? – Ну да. – Он рассмеялся. – Наверное, больным я кажусь безопасней. Она и поила и кормила меня… – И лежала в твоей постели, – подхватил брат. – Что? – Когда я пришел сюда пару ночей назад, вы спали, обнявшись, точно возлюбленные. Он недоверчиво рассмеялся: – Да ты шутишь? – Ты действительно не помнишь? Брат был серьезен. И ему самому что-то мешало все решительно отрицать: то ли воспоминание, то ли ощущение… что-то мягкое, теплое… робкие прикосновения, греющие останавливающееся от холода сердце… – Ты говоришь, мы… – Лисса проснулась, увидела меня, оделась и ушла, – закончил брат. – И теперь я повторяю вопрос, который мне как-то задал ты сам: она легла с тобой по собственной воле? Он сполз пониже. Пробормотал: – Знаешь, обычно мне не приходится тащить девушек в постель силком… – Обычно – да, – подтвердил брат. – Но меня интересует только этот случай. Должен ли я задать этот вопрос ей самой? – Я… – Бэрин поглядел на него, заломив брови, – почти жалобно. – Я ничего не помню. Но я не думаю… я думаю, я был не в том состоянии, чтобы… – Одна надежда на это, – хмуро сказал брат. Поднялся. – Значит, ты увидел ее… И как она тебе? Фэрлин обернулся, поднял бровь: – Вполне, вполне… Не Инта, конечно, но… Он рассмеялся: – Ты же знаешь, что я не о том! Фэрлин задержался на пороге, нахмурился, пытаясь облечь свои ощущения в слова: – Она… необычная. Очень. Придется заняться ею. Он сам уже начал ею заниматься, и, если верить Фэрлину, – вплотную… Брат не успел выйти, как в дверь заглянула улыбающаяся мордашка. Девушка слегка смутилась, застав здесь лорда: – Ой, добрый день, лорд Фэрлин… Можно мне повидать Бэрина? Брат оглянулся, выгнув бровь, и он послал ему кривую улыбку: ну вот, видишь? – О да! – сказал лорд с чувством. – Он ждет! После перелома в болезни надобность в ночных дежурствах отпала, а днем Берта сама таскала Бэрину еду и питье; еще говорила, его навещает брат. Я часто вспоминала взгляд лорда Волков – пристальный, изучающий, точно он пытался проникнуть в мои мысли, вывернуть меня наизнанку… Но, судя по тому, что я еще не изобличена, ему это не удалось. Зевая, я пришла на кухню – хозяйка дала мне пару дней отоспаться, да еще пичкала всяческим вкусностями – словно это я болела. Сейчас она бдительно следила за кухаркой и парой поварят, точно они были утками, готовыми упорхнуть от стрелы охотника. Коротко глянув на меня, сказала: – Забыла отнести мальчику отвар. Давай-ка неси, да проследи, чтобы выпил, а не вылил. А то капризничать начал: и горько, и надоело… – А если он не захочет? – спросила я, принимая горячую кружку. – Вольешь в рот силой! – А… – Лорд Фэрлин сейчас на конюшне, – сказала догадливая Берта, – сама видела… Ты куда столько соли сыплешь, бестолочь?! …Я уже привычно, не стучась, открыла дверь комнаты. И вросла в пол у порога. Бэрину было не до травяного отвара. Не до меня. И ни до чего в мире. Ни до чего, кроме себя и девушки в его постели. Застыв, я прижимала к себе теплую кружку с ненужным отваром и смотрела, смотрела… Только когда он длинно застонал, выгибаясь, как натянутый лук, – а девушка под ним и до того бессвязно вскрикивала, – я очнулась и попятилась. Вспомнив о питье, поставила кружку у порога и медленно прикрыла дверь. Пошла по коридору. Сердце неожиданно раздвоилось и билось одновременно и в груди, и в животе, перед глазами стояли странные, завораживающие, пугающие, но вовсе не… отвратительные виденья: ритмично двигающееся мощное мускулистое тело, белые руки и ноги девушки, обхватившие мужскую спину… Алане было совершенно все равно, кого он представляет на ее месте, и Бэрин ей обрадовался, хоть и опасался, что она пришла рановато… Но нет, как выяснилось, он вполне уже оправился от болезни – хоть и валялся теперь в полном изнеможении. Еле смог шевельнуть губами в ответ на прощальные поцелуи. Алана вернулась, прощебетав: – Там у двери стояла какая-то кружка, наверное, тебе принесли. Выздоравливай, милый… – Угу, – промычал он, уже соскальзывая в сон. Проснулся к вечеру. Потянулся, с удовольствием вспоминая посещение подружки: вот где настоящее лекарство, от приема которого спишь как убитый… Сел на кровати, задев что-то ногой: это «что-то» отлетело и покатилось. В воздухе запахло надоевшим травяным отваром – «отравой», как говорил он в последние дни. Кружка у двери… кто-то принес и поставил ее. Явно не Берта: та бы решительно подошла к кровати и, не прерывая увлекательного процесса, просто-напросто влила бы отвар ему в глотку. Значит… Лисса? Неизвестно, откуда она пришла и какие там у них порядки и законы. Здешние девушки до замужества могут выбирать себе любовника среди людей или Пограничников. Правда, так свободно и откровенно лишь в последний год – после свадеб лордов-оборотней. Но ведь так было не всегда, Берта рассказывает, раньше сельчане могли и убить и навсегда изгнать девушку за любовь с оборотнем. Так когда-то пришла в замок она сама – когда забили насмерть ее друга-волка… А если они все-таки… Бэрин яростно затряс головой, перетряхивая залежавшуюся копилку воспоминаний – аж в глазах потемнело. Ничего не вспоминается – кроме тепла робких прикосновений. * * * Я шла к реке напрямик через поле, сапожки быстро промокли, чавкали в подававшейся под ногами земле. В полях частыми грязно-белыми шапками лежал снег, в лесу он и вовсе еще не стаял, но казавшаяся бесконечной зима наконец отступила. Я распахнула, а потом и скинула куртку, растянула на шее завязки шерстяной рубахи. Голова сама собой поднималась, ноздри жадно втягивали будоражащие запахи – просыпавшейся земли, прошлогодней прели травы, порывов нового, южного ветра… Сейчас обрыв, с которого прыгнул Бэрин, казался куда ниже – поднялся Обсидиан. Поднялся, разлился, заглотив крутой берег с этой стороны и деревья – с той. Понятно, почему Волки назвали его так: черный, непрозрачный, совершенно не отражающий небо. Не вода, а темный провал, пропасть, которую не пересечь, не перебраться… |