Онлайн книга «ТАСС уполномочен заявить»
— Рая мне звонила, Константин Иванович, она просила помочь, я готова; сразу же даю вам честное слово. — Спасибо. Вы, следовательно, в курсе того, что меня интересует? — Да. Странно все это… — Что именно? Почему странно? — Понимаете, Оля приехала ко мне, глазищи больные, какая-то выжатая, я ее не помню такой… Даже не знаю, ловко ли об этом говорить… Словом, она попросила меня оценить серьги. Бриллиант с изумрудом, очень красивые… — Почему сама не пошла к ювелиру? — Потому что месяц назад я сестре к свадьбе купила серьги и оценивать ездила к Григорию Марковичу, есть один старик, при царе еще работал. — Можно ведь было спросить его адрес. — Он не примет. Он же не работает, на пенсии, он только тех принимает, с кем знаком, они такие недоверчивые, эти старики ювелиры… Но что интересно, там, в коробочке, под сафьяном, лежала записка: «Сережки от Сережки». Значит, это Дубов ей подарил. — Это когда было? — После того как они от Раи уехали, часа через три. Оля оставила серьги, сказала, что перед вылетом заберет, и вот… — Где эти серьги? — У меня… Я собиралась съездить к ее папе… Но тяжко это, говорят, старик очень плох, еле дышит… — Ольга вам ничего не объясняла? — Что именно? — Ну отчего выглядит плохо? Зачем понадобилось оценивать подарок друга? — Какие-то вещи не объясняются, Константин Иванович, даже подругам. — А мы, мужчины, друзьям, настоящим друзьям, рассказываем всё. — За это мы вас и любим. Так вот, Григорий Маркович оценил эти серьги. Они стоят пять или семь тысяч рублей. Причем он полагает, что они не нашего производства. — А чьего? — Ему кажется, это бельгийская работа; бриллиант, он считает, африканский, раньше ведь бельгийцы владели алмазными копями… — Вы с Дубовым тоже дружны? — Как вам сказать… Я, признаться, не очень ему симпатизирую; хоть и умен и, Оля говорила, талантлив, и не пьющий, а все равно не лежит у меня к нему сердце. — Отчего? — Не знаю. Не лежит, и все тут. Я и на поминки не пошла, знала, что будет представление, а я этого не выношу: свое в себе следует хранить… — Куда Оля от вас поехала? — Не знаю… Она куда-то звонила, спрашивала о проспектах, о справочниках… Не помню, кажется, она называла имя Лёва. Проскурин выслушал Константинова, открыл папку, полистал страницы: — Только один ее знакомый имеет имя Лев. Константинов усмехнулся: — Занятно вы сказали. Словно перевод с английского. И как фамилия этого Льва? — Лукин. Лев Васильевич Лукин. — Я попрошу вас увидаться с ним. Сейчас же. Договорились? И вот еще что… Вырисовывается Дубов, странно вырисовывается… Где он? — Я начал его искать, Константин Иванович, но он как в воду канул. — Тоже помер? — усмехнулся Константинов. — К вечеру найдите. — Товарищ Лукин, моя фамилия Проскурин, я из КГБ. Здравствуйте. Лукин пригласил Проскурина в квартиру: стеллажи в большой комнате были заставлены книгами, словарями, справочниками — Лукин работал в международном отделе Бюро технической информации. — Не обращайте внимания на беспорядок, — сказал он, — это — беспорядок кажущийся. Я к вашим услугам, товарищ Проскурин. — Спасибо. У меня к вам вопрос. — Пожалуйста. — Так вот, товарищ Лукин, я хочу узнать, о чем вас спрашивала Ольга Викторовна Винтер в последний раз? — Оля попросила у меня проспект отелей «Хилтон». А в чем дело? — Товарищ Лукин, вопросы буду задавать я. — Пожалуйста. — Что это за проспект? — Описание отелей, ресторанов, баров, стоимость номеров, адреса, телефоны, телексы. — Откуда вы привезли этот проспект? — По-моему, из Италии. Или из Великобритании. Кажется, из Лондона, да, именно из Лондона. — Вы не помните, там есть описание отеля «Хилтон» в Луисбурге? — Конечно. Ольгу, по-моему, интересовал именно этот отель. — Почему? — Не знаю. Она посмотрела справочник, остановилась как раз на той странице, где был луисбургский «Хилтон», загнула еще, потом разгладила, она знает, как я отношусь к книгам… — Где этот справочник? — Оля его увезла с собой. — Обещала вернуть? — Да. Я на поминках видел этот справочник у Сергея в комнате. — Она сразу же попросила этот справочник или предварительно беседовала с вами о чем-то? — Нет. Она с порога сказала: «Лев, дай проспект по „Хилтону“». Ну я и дал. А что случилось, товарищ Проскурин? — Вы не заметили ничего странного в поведении Винтер? — Кого? Ах, Оли? Нет. Выглядела только плохо, будто после бессонной ночи, а так ничего странного я не заметил… С ювелиром Абрамовым работал Коновалов. Коновалов задумчиво смотрел на блестящую лысину ювелира, который писал заключение, старательно выводя каждую букву: «Я, Абрамов Игнатий Васильевич, будучи приглашен в качестве специалиста, по существу заданных мне вопросов должен заявить следующее: серьги бриллиантовые, в золоте, на платиновой основе представляют собою уникальное произведение ювелирного искусства; совершенно очевидно, что выработаны они не в СССР, ибо как золото, так и платина имеют явно выраженные примеси серебра, что карается у нас, так как это нарушение стандартных норм. Скорее всего, эти серьги произведены в Бельгии или Голландии; нельзя также отрицать возможность того, что сделаны они на предприятии „Кук и сыновья“ в Нью-Йорке, судя по коробочке, бархату и целлулоидному крепежу; допустимо также, что сережки сделаны во Франции, в дочерней фирме „Кук и сыновья“, именующейся ныне „Тулуз Луар“. Приблизительная стоимость сережек составляет пять — семь тысяч рублей. Можно предположить, что в свободно конвертируемой валюте означенные сережки стоят от двух до трех тысяч долларов». — А почему именно «Кук и сыновья», Игнатий Васильевич? — перечитав заключение Абрамова еще раз, спросил полковник Коновалов. — Ошибки быть не может? — Ювелиры ошибаются, как и саперы, всего лишь один раз в жизни. Камень слезится, высверк голубой, грани ручной шлифовки с небольшим машинным изнурением — кто же, как не Кук, сделает такое?! Это мы не бережем клиента и не думаем о преемственности симпатий, а им нельзя иначе, они живут рынком, а не собраниями политпросвета, пожалуйста, не сердитесь за мою дерзость, но я привык говорить то, что думаю, — особенно после решений исторического двадцатого съезда большевиков. |