Онлайн книга «ТАСС уполномочен заявить»
— Я Дмитрий Степанов, из Москвы, спасибо, что нашли для меня время. — Мне интересно с вами повстречаться, я, говоря откровенно, ни разу не говорил с русскими с глазу на глаз. У вас ко мне дело? — Да. — Пожалуйста, мистер Степанов. — Меня интересует ваша эпопея с Глэббом. Лицо Дональда Ги закаменело, он сразу же полез за сигаретами, достал мятую пачку «Честерфилда», предложил Степанову раскрошившуюся сигарету, жадно затянулся, потом вжал сильную голову в птичьи плечи и ответил: — Мне бы не хотелось трогать эту тему. — Вы сдались? — Не просто сдался. Я подписал безоговорочную капитуляцию. — Из-за того, что у вас не хватало фактов? — Не только. — Видите ли, я несколько раз путешествовал по Азии… У меня есть материалы по банку мистера Лао. — Вы их получили легально или вас снабдила разведка? — Если бы меня снабдила ими разведка, мне было бы трудно опубликовать книгу о мистере Лао — разведки мира не очень-то любят, когда их материалы уходят в печать. Вы начали разматывать это дело с другого конца, мистер Ги. Начинать надо было с того, по чьему приказу убили секретаря Лао. — Убийцы не были найдены. — Вы убеждены, что их искали? — Формально — да. Но разве в Гонконге это мыслимо… Вы там бывали? — Нет. — Если вас интересует проблема мировой наркомании — советую съездить. — Я пытался. Мне не дают визу. Свобода передвижения на красных не очень-то распространяется, ваши люди преследут свои интересы, когда шумят по этому поводу… Вам фамилия Шанц говорит о чем-нибудь? — Вильгельм Шанц, немец из Мюнхена? — Да. — Он работал там с Глэббом. — Вы его историю знаете? — Нет. Старый немец, хорошо говорит по-английски, распространяет американские издания… — То, что он был гауптштурмфюрером СС, вам известно? — Это из серии пропагандистских штучек? — Мы печатали в газетах факсимиле его приказов на расстрелы, мистер Ги. Он занесен в список военных преступников. — Так потребуйте его выдачи. — Мы это делали трижды. Словом, группой террора в Гонконге занимался он. Думаю, что нападение на вас тоже репетировал Шанц, он умел это делать, он работал со Скорцени. — А это вам откуда известно? — Об этом мне сказал Скорцени. — Что дает введение нового человека в мое дело, мистер Степанов? — Многое. Все-таки большинство американцев ненавидит нацизм. Если вы докажете, что Глэбб скрывал Шанца, вы привлечете к вашему делу внимание совершенно по-иному. Я готов передать вам материалы на Шанца. А вы расскажите, отчего подписали безоговорочную капитуляцию. — Вы хотите об этом писать? — Зависит от вас. — Я не хочу, чтобы вы писали об этом. — Боитесь потерять работу? — Жизнь. Работа — полбеды, я уже одолел профессию судомойки, когда пытался свалить Глэбба. Меня просто-напросто пристрелят… — Хорошо. Если я стану писать, изменив фамилии? Место действия? — Это будет стоить пятьдесят тысяч долларов, мистер Степанов. — Я получаю здесь двенадцать долларов в день, мистер Ги. Если учесть, что я тут просижу не меньше месяца, могу отдать вам половину. — Хороший бизнес. — Лицо Ги, напряженное все это время, чуть расслабилось. — Понимаете, коллега, я продал все свои материалы по Глэббу. Все — до единой строчки. За десять тысяч. Когда они прислали мне письмо и сказали, что матери не жить и сестру украдут, я понял, что они сделают это. Они бы это сделали, понимаете? Как поступить? Вывозить к вам маму с сестрой? Нет денег, билеты дороги. Да и потом, я люблю Америку и совсем не люблю ваш строй. — Так же, как я — ваш. — Я знаю. Вас читают мои коллеги. — А вы? — Нет. Я вообще ничего не читаю, мистер Степанов. Я не верю ни единому напечатанному слову. Я знаю, как это делается. Я пишу то, чего от меня хотят, я отслуживаю, мистер Степанов. Меня купила «Стар», купила по просьбе того же Глэбба — в этом я убежден… — Нет. Он мал для этого, мистер Ги. По просьбе его боссов. Ги покачал головой, усмехнулся: — Как вы думаете, какой процент от прибыли Глэбб переводил на счета своих боссов после операции с героином? Не более трех процентов — там люди осторожные, они знают, сколько можно брать. Ведь лучше брать долго и понемногу, чем один раз и на этом сгореть. — Смотря каким будет этот «один раз»? — Такса проста: с каждой реализованной операции пять процентов шло Глэббу — за прикрытие. Из этих пяти процентов три он раздавал боссам. — Тогда отчего он сидит в Луисбурге, на вторых ролях, играет в торговца, а не пошлет все к черту и не загорает на Майами? — Потому что все деньги он сдуру вбухал в Нагонию, мистер Степанов. Процентов десять акций всех здешних отелей принадлежали ему. Но он не успел загрести свои миллионы — здесь все перевернулось. И он должен вернуть свои деньги, разве не понятно? — У вас есть факты? — Факты есть в Лиссабоне и Париже. И в Берне они есть — там печатаются великолепные справочники для людей, которые должны вложить деньги. Глэбб не мог их держать на счету, в нашей стране фискальная система министерства финансов работает куда как лучше ФБР… — Неужели он не понимает, что это нереально — вернуть Нагонию? — Я считаю это вполне реальным. — Не получится. Ги покачал головой: — Получится. — Вы убеждены, что все его героиновые вложения погорели в Нагонии? — Все, — ответил Дональд Ги, и в глазах его что-то зажглось, но сразу же погасло, он затравленно обернулся, стремительно оглядел всех, сидевших в вестибюле, и снова полез за своей мятой пачкой сигарет. — Вы ведь очень не хотите, чтобы он вернул себе деньги, Дональд? — тихо спросил Степанов. — Вы очень не хотите, чтобы он начал здесь дело? То дело, которое позволит ему положить в карман свои миллионы и вернуться в Штаты победителем? — Я очень этого не хочу, но я еще больше не хочу того, чтобы он перестрелял мою семью. — Ну для этого есть исполнители… — Нет. Глэбб умеет все делать сам. — Боится свидетелей? Ги снова пожал плечами: — Почему? Не боится. Он и их уберет, когда надо. Просто ему нравится эта работа. Понимаете? Он настоящий «зеленый берет», его идеал — сила, то, что вы сказали про Шанца, смыкается с моим представлением об этом человеке. Я не удивлюсь, если он дома держит портрет Гитлера; теперь — во всяком случае — не удивлюсь. |