Книга Солдатами не рождаются, страница 89 – Константин Симонов

– Собирай, – махнул рукой Синцов. – И разведчиков, и ординарцев, и всех, кто подходящие. Чтоб человек пятнадцать было, кроме тех, кто в роте.

И, сказав, подумал, что своего ординарца с собой не возьмет, оставит тут. Все-таки ребенок. Одно дело ходить хвостом за командиром в обороне, а другое дело – в бою. За день больше, чем за месяц, нахлебался! Как бы ни плакал, завтра же отправить в тыл.

– Слушай, Ильин, – окликнул он Ильина, который уже двинулся выполнять поручение.

Ильин повернулся.

– Проследи, чтоб горячая пища была, а то старшины пропасутся в тылу до ночи…

– У нас так не заведено, товарищ старший лейтенант. Все будет в порядке. Разрешите идти?

– Иди.

Едва ушел Ильин, как в окоп рядом с Синцовым спрыгнул Рыбочкин, адъютант, и за ним связист с телефоном и катушкой.

– Наконец-то, – сказал Синцов. – Еще бы до ночи прочухались.

– У него напарник, оказывается, раненый. Пока… – начал было объяснять Рыбочкин, но Синцов прервал его:

– Потом объясните. Ставьте телефон, – и указал на вход в блиндаж.

Он вошел в блиндаж вслед за адъютантом и связистом и чуть не упал, споткнувшись о труп, лежавший поперек входа. В блиндаже горела коптилка, но после дневного света ничего не было видно.

– Эй! – крикнул Синцов, высунувшись из блиндажа. – Хоть блиндаж-то очистите. Все же КП!

В блиндаж влезли усатый старик, ординарец Ильина, и мальчик, они вытащили из блиндажа труп.

– Офицер? – крикнул вдогонку Синцов.

– Офицер, с крестом, – отозвался снаружи мальчик.

«Все же много их сегодня набили, – подумал Синцов. – Главное, конечно, артиллерия, но и мы тоже. В несколько раз больше, чем сами потеряли».

– Все еще чухаетесь со связью? – нетерпеливо спросил он.

– Готово, – сказал связист.

Слышно было плохо, провод где-то заземлило. На том его конце, против ожидания, оказался не Туманян, а Левашов.

– Объявился, пропащая душа! – закричал Левашов и весело выматерился по телефону. – Где находишься?

Синцов доложил, где находится и что в этом узле обороны пять больших блиндажей, – очевидно, тут был штаб немецкого полка. Сейчас все они, конечно, дыбом, но один-два можно будет привести в порядок.

– Вот и хорошо! – сказал Левашов. – Командир полка вернется – свой КП перенесем к тебе, а тебя вперед выпихнем.

– Вперед – некуда. Впереди немцы. А где командир полка?

– Ушел в первый батальон, комбата менять. Комбат на мину нарвался, все хорошее настроение испортил… Корреспондент там, у тебя?

– Какой корреспондент? – спросил Синцов, вспомнив, что, когда взяли первую немецкую траншею, заметил неподалеку от себя обоих корреспондентов, а с тех пор не видел ни того, ни другого.

– Очкарик у меня, – сказал Левашов. – А старший политрук должен быть у тебя. Очкарик за него беспокоится.

– Не видели.

– А ты поищи, ты за него отвечаешь.

– Слушаюсь. А где начальник штаба?

– Где-то передвигается, – сказал Левашов. – Со старого места снялся, а сюда еще не пришел. Зачем он тебе?

Синцов решил не дожидаться возвращения Туманяна и доложил Левашову свой план: сразу после наступления темноты тихо, без артподготовки, взять высоту перед ротой Лунина. Объяснил, что, как только возьмем ее, сразу нависнем на фланге у той, другой, большой высоты.

– Подожди, сейчас по карте посмотрю. – Левашов с минуту молчал. – Так, ясно, вижу. В успех веришь?

– Не верил – не просил бы разрешения. – Синцов окончательно расставался с подавленным, но еще существовавшим в душе желанием, чтобы атаку отложили до завтра.

– Раз так – не возражаю! Но если почувствуешь, что уперся, остановись, не клади зря людей.

– Ясно, – недовольно ответил Синцов: то, что сказал сейчас Левашов, говорить было лишнее: все это слова, хотя и хорошие, а все равно слова.

– Корреспондента найди! – крикнул в телефон Левашов. – Под твою ответственность.

– Мне некогда, я в роту ухожу.

– Все равно под твою ответственность.

– Прикажу искать. У меня все.

– Ладно, готовься. Но перед началом позвони, еще раз запроси «добро» у командира полка.

Синцов вышел из блиндажа и удивился тому, как сильно резанул в глаза свет. Пока был в блиндаже, думал, что на дворе начало сереть, а оказывается, еще совсем светло. И нужно через несколько минут идти по этому свету через вон ту, хорошо просматриваемую немцами белую ложбину.

– Синцов! – услышал он радостный окрик, повернулся и увидел подходивших к нему по окопу Люсина и Завалишина.

– Здорово! – все так же громко крикнул Люсин, подойдя вплотную к Синцову, и с силой потряс его руку, как будто они сегодня еще не виделись.

– Так рад, что ты живой, не представляешь себе! – И в этих словах «не представляешь себе» была откровенная просьба забыть все, что было между ними. Вчера делал вид, что ничего не было, а сегодня просил забыть. Считал, что, раз весь день пробыл в батальоне и подвергался тем же опасностям, что Синцов, все старое этим списано. «Ну и черт с тобой, списано так списано!» – глядя в сиявшее радостью лицо Люсина, подумал Синцов.

– Все о вас спрашивал, где вы, – кивнув на Люсина, сказал Завалишин.

– Слушай, Завалишин. – Синцов пропустил эти слова мимо ушей. – Мне некогда, я ухожу, а ты позвони замполиту полка и сообщи, что нашелся корреспондент, а то он звонит, беспокоится.

– Беспокоится! – довольно хохотнул Люсин. – Пусть не беспокоится! Мы с тобой и не в таких переделках были и не пропали!

– А вы куда? – спросил Завалишин.

Синцов коротко объяснил.

– Разрешите с вами пойти? – спросил Завалишин.

– Пока Ильин не пришел, будь тут, – сказал Синцов. – А там решите вместе с ним, по обстановке.

– Ну, а я с тобой пойду, – сказал Люсин.

– Это пока лишнее, – сказал Синцов.

– Почему лишнее?

– Ну, этого мы обсуждать не будем. Лишнее – значит лишнее, – отрезал Синцов и повернулся к Завалишину. – Сейчас же позвоните.

Мальчик поднял автомат и повесил на шею.

– Со мной не пойдешь, – сказал Синцов.

– Почему?

– Без «почему». Останешься.

– А я, когда с капитаном Поливановым…

– С капитаном Поливановым было одно, а со мной другое. В блиндаже порядок наведи, пока меня нет. Понял?

Он ничего не добавил, повернулся и пошел, взяв с собою связным чужого усатого пожилого ординарца.

Уже вылезая из окопа, еще раз подумал: как все же светло! Но для того и шел, не откладывая, чтоб быть на месте.