Книга Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь [= Чужеземец. Запах серы ], страница 24 – Диана Гэблдон

Я рассказала ей, как увидела Лаогеру на лестнице возле кабинета Колама и к каким заключениям пришла в результате.

Джейли фыркнула.

— Фу! Она подслушала, что Колам и Дугал говорят обо мне. Потому она и побледнела — думала, Колам узнал, что она обращалась ко мне за магическим букетом. Он бы приказал выпороть ее за это до крови. Таких штучек он не позволяет ни под каким видом.

— Это ты дала ей букет? — Я была поражена. Джейли ответила резко:

— Не дала, а продала.

Я попыталась взглянуть ей в глаза в сгущающейся тьме.

— Разве есть разница?

— Конечно, есть, — пояснила она нетерпеливым тоном. — Это была всего лишь сделка, не более. И я не выдаю секретов своих клиенток. Кроме того, она мне не сказала, для кого букет предназначен. И если ты помнишь, я пыталась тебя предостеречь.

— Спасибо, — насмешливо поблагодарила я. — Но…

В голове у меня все перемешалось от старания привести мысли в новую систему в свете только что полученных сведений.

— Но, — продолжала я, — если это она подложила мне в постель магический букет, значит, ей нужен именно Джейми. Тогда понятно, почему она отправила меня к тебе домой. Но как же Дугал?

Джейли немного подумала, потом, кажется, пришла к некоему выводу.

— Она не больше беременна от Дугала, чем, к примеру, ты.

— Почему ты так в этом уверена?

Она поискала мою руку в темноте. Нашла и приложила к своему животу, сильно выступающему под платьем.

— Потому что я от него беременна, — просто сказала она.

— Значит, не Лаогера, — проговорила я, — а ты.

— Я. — Она говорила спокойно, без обычной для нее эмоциональности. — Стало быть, Колам сказал, что сам все уладит? Выходит, именно он придумал способ решить проблему.

Я долго молчала, размышляя о происшедшем.

— Джейли, — заговорила я наконец, — эта желудочная болезнь твоего мужа…

— Белый мышьяк, — со вздохом ответила она. — Я думала, он умрет до того, как беременность станет заметной, но он протянул куда дольше, чем я считала возможным.

Я вспомнила смесь ужаса и прозрения на лице Артура Дункана, когда он выскочил из гардеробной жены в последний день своей жизни.

— Понимаю, — сказала я. — Он не знал, что ты беременна, пока не увидел тебя полуодетой в день банкета в честь герцога. И когда он это обнаружил… полагаю, у него были все основания не считать себя отцом ребенка?

Слабый смешок донесся до меня из угла. Я вздрогнула и плотнее вжалась в стену.

— Именно поэтому ты рискнула убить его на людях, во время банкета. Он изобличил бы тебя как прелюбодейку… и отравительницу. Он догадывался о мышьяке?

— О, Артур знал. Он бы не мог утверждать это с уверенностью, по крайней мере по отношению к самому себе, но он знал. Когда мы усаживались ужинать за стол друг против друга и я спрашивала: «Тебе положить кусочек, мой милый?» или: «Глоточек эля, мой родной?», — Он смотрел на меня выпучив глаза и отказывался — у него, мол, нет аппетита. Отодвигал от себя тарелку, а потом я слышала, как он на кухне, стоя возле ларя, заглатывает свою еду и воображает, что он в безопасности, потому что не принимает ничего из моих рук.

Голос у нее был легкий и веселый, как будто она рассказывала вкусную сплетню. Я снова вздрогнула и отодвинулась от существа, делившего со мною тьму.

— Он и не догадывался, что это было в укрепляющем лекарстве, которое он принимал. Он не пользовался лекарствами, приготовленными мной, выписывал укрепляющее из Лондона — и за большие деньги. — В голосе у нее прозвучало нечто вроде обиды по поводу подобной расточительности. — Лекарство содержало мышьяк в малом количестве, как и полагалось, но он не заметил разницы во вкусе, когда я добавила еще.

Я часто слышала, что тщеславие — распространенная слабость убийц; как видно, это было справедливое утверждение, потому что она, забыв о нашем положении, продолжала рассказ, явно гордясь своими достижениями, своей ловкостью.

— Конечно, было рискованно убивать его вот так, при всей честной компании, но мне приходилось действовать быстро…

Чтобы убить мгновенно, нужен был уже не мышьяк. Я вспомнила синие губы Артура, вспомнила, как онемели мои губы, прикоснувшиеся к его рту. Быстродействующий и смертельный яд.

Я тогда подумала о Дугале, что он сознался в грехе с Лаогерой. Но в таком случае, если бы Колам и был недоволен, ничто не препятствовало бы Дугалу жениться на девушке. Он овдовел и был свободен.

Но грех прелюбодеяния, да еще с женой важного чиновника? Как говорится, совсем другой коленкор. Мне помнилось, что наказания в таких случаях были очень суровы. Колам никак не смог бы замять дело такой важности, но и представить себе, что он приговорит брата к публичному бичеванию плетьми или к изгнанию, я тоже не могла. А Джейли сочла убийство резонной альтернативой клеймению лица раскаленным железом и пребыванию в течение нескольких лет в тюрьме, где ей пришлось бы по двенадцать часов в сутки трепать коноплю.

Итак, она приняла свои предупредительные меры, а Колам — свои. И я угодила между ними, попросту вляпалась.

— Ну а ребенок? — спросила я. — Наверное…

Меня перебил новый смешок из темноты.

— Бывают же несчастные случайности, друг мой. Даже с лучшими из нас. И поскольку так вышло…

Я почувствовала, что она снова передернула плечами.

— Я хотела избавиться от него, но потом подумала, что таким путем смогу заставить его жениться на мне, поскольку Артур мертв.

У меня возникло ужасное подозрение.

— Но жена Дугала была еще жива, когда… Джейлис, ты?..

Ее платье зашелестело, когда она замотала головой, слабо блеснули волосы.

— Я собиралась, — сказала она, — но Господь уберег меня от этой заботы. Я приняла это как некий знак. И все могло устроиться прекрасно, если бы не Колам Макензи.

Я обхватила себя за локти, чтобы меньше мерзнуть. Теперь я уже продолжала разговор лишь ради отвлечения.

— Тебе нужен был Дугал или только его положение и деньги?

— Ну, денег у меня было много, — удовлетворенно сказала она. — Я знала, где Артур держал ключ ко всем своим бумагам и записям. И надо отдать ему должное, почерк у него был прекрасный, подделать его подпись ничего не стоило. Я сумела заполучить около десяти тысяч фунтов за последние два года.

— Но для чего? — спросила я, полностью сраженная.

— Для Шотландии.

— Что? — На мгновение мне показалось, что я ослышалась, потом подумала, что одна из нас малость спятила — и, скорее всего, не я. — Как это для Шотландии? — осторожно спросила я и немного отодвинулась — кто ее знает, насколько она неуравновешенна, может, беременность повлияла на рассудок.