Книга Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками, страница 90 – Диана Гэблдон

— Типично мужской подход, — заметила я. — Всегда мимо цели.

Он насмешливо фыркнул:

— Мимо цели, говоришь? Выходит, ты мне не веришь, ждешь, чтоб я доказал, что не ложился ни с кем в течение последних часов? — Он выпрямился во весь рост, вода струями стекала с длинных ног. Свет, проникающий из окна, зажег красновато-золотистые искры в волосах на груди, от кожи поднимался пар. Он напоминал только что отлитую из золота статую. Я торопливо отвела глаза.

— Ха! — иронически воскликнула я, вкладывая в это междометие как можно больше иронии.

— Вода горячая, — прозаически заметил он, выходя из ванной. — Не беспокойся, все это сущие пустяки.

— Это ты так думаешь, — возразила я.

Он покраснел еще больше, руки сжались в кулаки.

— Ты что, окончательно разум потеряла, а?! — воскликнул он. — Боже, если б ты только знала, что за ночь это была! Сплошное отвращение и мерзость. Да еще мои спутники подливали масла в огонь, твердя, что я веду себя не по-мужски. И вот являюсь домой, а здесь уже ты донимаешь и мучишь меня, обвиняя в измене!

Он стал озираться, затем увидел свою одежду, брошенную на пол возле постели, и потянулся за ней.

— Ну, давай! — крикнул он, хватая пояс. — Вот! Раз я тебе изменяю, а ты за измену убиваешь, валяй, убивай! — И он протянул мне кинжал — полоску темной стали длиной дюймов в десять. Затем расправил плечи и выпрямился, подставляя мне широкую грудь и воинственно сверкая глазами. — Давай! — настаивал он. — Не будешь ведь ты нарушать своего слова, а? Раз честь для тебя превыше всего!

Искушение было велико. Сжав руки в кулаки и прижав их к бокам, я стояла и вся так и дрожала, с трудом подавляя неукротимое желание схватить кинжал и всадить ему между ребер. От этой попытки меня уберегла, наверное, одна лишь мысль: он никогда не позволит заколоть себя. Стоило ли дальше унижаться, выставляя себя на посмешище? Я с шелестом юбок повернулась к нему спиной.

Секунду спустя услышала, как звякнул упавший на пол кинжал. Я стояла совершенно неподвижно, глядя из окна на задний двор. Затем услышала за спиной какое-то шуршание и присмотрелась к смутному отражению в стекле. Размытый овал моего лица в ореоле спутанных после сна каштановых кудряшек и обнаженная фигура Джейми на заднем плане. Она слабо отсвечивала белизной и напоминала кадры подводной съемки. Он искал полотенце.

— Полотенце внизу, на полке, где кувшин, — сказала я и обернулась.

— Спасибо. — Он бросил на пол грязную рубашку и, по-прежнему не глядя на меня, потянулся за полотенцем.

Вытер лицо, затем, похоже, принял какое-то решение. Опустил полотенце и взглянул на меня. Я видела, как на лице его отражается целая гамма чувств, и мне почему-то показалось, что я по-прежнему смотрю на его отражение в оконном стекле. И тут мы оба наконец опомнились.

— Прости меня, — сказали мы с ним одновременно. И одновременно рассмеялись.

Ночная рубашка тут же промокла от прикосновения к его еще влажному телу, но мне было все равно.

Минуту спустя он что-то пробормотал мне в волосы.

— Что?

— Совсем рядом, — повторил он. — Черт возьми, это было совсем близко, Саксоночка! И это меня напугало…

— Напугало? Вот уж не заметила никакого испуга, ну просто ни капельки! Ты прекрасно знал, что я этого никогда не сделаю.

— Ах это… — Он усмехнулся. — Нет, не думаю, чтоб ты меня убила, как бы тебе того не хотелось. Нет, дело не в том… А что касается тех женщин… Я вовсе не хотел их, честное слово, нет!..

— Знаю. — Я потянулась к нему, но он отстранился.

— Что же касается желания, так ты, кажется, это называешь… да, схожие чувства я испытывал к тебе и… и стыдился их. Мне казалось это неправильным, недостойным…

Он отвернулся, вытирая волосы, и голос приглушенно доносился из-под льняного полотенца:

— Я всегда думал, что с женщиной жить просто, — тихо сказал он. — И в то же время… гм… мне так часто хотелось вдруг упасть к твоим ногам и боготворить тебя. — Уронив полотенце, он потянулся ко мне, взял за плечи. — И вместе с тем мне хотелось поставить тебя на колени, держа за волосы, прижать к себе ртом… и все это одновременно, Саксоночка…

Он провел ладонью по моим растрепанным волосам, крепко сжал в ладонях мое лицо.

— Я сам себя, наверное, не понимаю, Саксоночка… А может, и понимаю… — Отпустив меня, он отвернулся. Лицо уже давно высохло, однако он подобрал полотенце и стал тереть им подбородок. Отросшая за ночь щетина еле слышно шуршала по тонкой ткани. Голос был тих и тоже еле слышен, даже с расстояния в несколько футов. — Знаешь, кое-какие вещи… я понял их только после Уэнтуорта…

Уэнтуорт… То место, где он отдал свою душу в обмен на спасение моей жизни и претерпел нечеловеческие страдания, чтоб снова стать самим собой.

— Сперва мне казалось, что Джек Рэндолл отнял какую-то часть моей души. Потом я понял, что все обстоит гораздо хуже… Она была цельной и неразделимой, моя душа, а он смог показать ее мне, словно в зеркале. И я узнал о себе такое, о чем прежде и не подозревал. Именно этого я никогда не прощу ему. И его собственная душа будет гореть в аду в отместку за это!

Он опустил полотенце и глянул на меня — лицо измученное после ночных похождений и всех переживаний, но глаза сияют.

— Клэр… Какое это счастье, чувствовать эти маленькие косточки под своими пальцами, ласкать эту гладкую тонкую кожу на груди и плечах… Господи, ты жена моя, которую я буду лелеять и обожать всю свою жизнь, и в то же время мне хочется целовать тебя крепко и больно, чтоб на этих нежных губках выступили синяки, чтоб видеть на этих плечиках отпечатки своих пальцев…

Он бросил полотенце на пол. Воздел кверху руки — пальцы слегка дрожали. Потом очень медленно опустил их мне на голову, словно благословляя.

— Мне хочется сунуть тебя под рубашку и носить за пазухой, точно котенка, mo duinne, и в то же время хочется раздвинуть тебе ноги и трахать тебя, как обезумевший от желания бык. — Пальцы впились мне в волосы. — Я сам себя не понимаю…

Я откинула голову, высвободилась и отступила на полшага. Вся кровь закипела у меня в жилах, и одновременно сотрясал озноб — стало так холодно, как только я отделилась от него.

— Думаешь, я устроена по-другому? Думаешь, не чувствую того же? — спросила я. — Думаешь, мне не хочется иногда укусить тебя, да так, чтоб почувствовать вкус крови, или запустить в тебя когти, глубоко-глубоко, чтоб ты закричал?..

И я медленно потянулась к нему. Кожа на груди была влажной и теплой. Я дотронулась до нее кончиком ногтя, чуть пониже соска. Легко, едва касаясь, провела пальцем вверх, потом вниз и вокруг, пока крошечный розовый сосок не затвердел и не стал торчком среди курчавых рыжих волос.

Ноготь нажал крепче, скользнул вниз, оставляя тонкую розовую полоску на белой коже. Я вся дрожала, но остановиться была не в силах.