Книга Воин кровавых времен, страница 30 – Р. Скотт Бэккер

— И что ты отвечала?

Эсменет помолчала. Она была взволнована, испугана и ощущала странный трепет.

— Иногда, после сильного дождя, улица под моим окном становилась изрыта колеями от тележных колес, и я… я смотрела на них и думала, что моя жизнь похожа…

— На колею, протоптанную другими. Эсменет кивнула и сморгнула слезинки.

— А в другое время?

— Шлюхи — они, вообще-то, лицедейки, об этом надо помнить. Мы играем…

Она заколебалась и взглянула в глаза Келлхусу, будто там содержались нужные слова.

— Я знаю, Бивень говорит, что мы унижаем себя, что мы оскорбляем божественность нашего пола… иногда так оно и есть. Но не всегда… Часто, очень часто, когда все эти мужчины лежали на мне, хватали ртом воздух, словно рыбы, думая, что они владеют мною, трахают меня, — мне было жалко их. Их, а не себя. Я становилась скорее… скорее вором, чем шлюхой. Я дурачилась, дурачила их, смотрела на себя со стороны, будто на отражение в серебряной монете. Это было так, как будто… как будто…

— Как будто ты свободна, — сказал Келлхус.

Эсменет улыбнулась и нахмурилась одновременно; она была обеспокоена интимными подробностями их разговора, потрясена поэтичностью собственного озарения и в то же время испытывала странное облегчение, будто сбросила с плеч тяжелую ношу. Ее колотило. И Келлхус казался таким… близким.

— Да…

Она попыталась скрыть дрожь в голосе.

— Но откуда…

— Так мы узнали о священном пемембисе, — сказал Ахкеймион, подходя к ним вместе с Серве. — А что вы узнали?

Он бросил на Эсменет многозначительный взгляд.

— Каково это: быть тем, кто мы есть, — ответил Келлхус.

Иногда, хотя и нечасто, Ахкеймион оглядывал окрестности и просто знал, что идет той же, что и две тысячи лет назад, дорогой. Он застывал, как будто замечал в зарослях льва, или просто озирался по сторонам, изумленно, ничего не понимая. Его сбивало с толку узнавание, знание, которого не могло быть.

Сесватха когда-то проходил по этим самым холмам, спасаясь бегством из осажденного Асгилиоха, стремясь вместе с сотней прочих беженцев отыскать путь через горы, бежать от чудовищного Цурумаха. Ахкеймион поймал себя на том, что то и дело оглядывается и смотрит на север, ожидая увидеть на горизонте черные тучи. Он обнаружил, что хватается за несуществующие раны и отгоняет прочь картины битвы, в которой он не сражался: поражение киранейцев при Мехсарунате. Он осознал, что движется, как автомат, лишенный надежды и любых желаний, кроме стремления выжить.

В какой-то момент Сесватха оставил своих спутников и ушел в одиночестве бродить между продуваемых ветром скал. Где-то неподалеку отсюда он нашел маленькую темную пещерку и забился туда, свернувшись, словно пес, обхватив колени, визжа, подвывая, моля о смерти… Когда настало утро, он проклял богов за то, что все еще дышит…

Ахкеймион поймал себя на том, что смотрит на Келлхуса, и руки у него дрожат, а мысли путаются все больше и больше.

Обеспокоенная Эсменет спросила его, что случилось.

— Ничего, — бесцеремонно отрезал он.

Эсменет улыбнулась и сжала его руку, словно показывая, что доверяет ему. Но она все понимала. Ахкеймион замечал, как она с ужасом поглядывает на князя Атритау.

Время шло, и постепенно Ахкеймион начал успокаиваться и приходить в себя. Похоже, чем дальше они удалялись от пути Сесватхи, тем лучше ему удавалось притворяться. Ахкеймион, сам того не заметив, завел остальных так далеко, что они просто не успели бы вернуться к Священному воинству до наступления темноты, и потому предложил поискать место для ночевки.

Фиолетовые облака смягчили облик гор. К вечеру путники отыскали на высоком квадратном уступе рощицу цветущих железных деревьев. Они направились туда, взбираясь по исчерченному бороздами склону горы. Келлхус первым заметил развалины: они наткнулись на руины небольшого аинритииского храма.

— Это что, гробница? — спросил Ахкеймион, ни к кому конкретно не обращаясь, когда они пробирались к древнему фундаменту через заросли кустов и высокую траву. Он понял, что найденная роща на самом деле была разросшейся аллеей. Железные деревья стояли рядами; их темные ветви блестели пурпуром и белизной, покачиваясь под теплым вечерним ветерком. Путники миновали каменные глыбы, потом вскарабкались на осыпавшиеся стены и обнаружили за ними мозаичный пол с изображением Айнри Сейена; голова пророка была погребена под обломками, руки, окруженные ореолом, раскинуты в стороны. Некоторое время все четверо просто бродили, изучая окрестности, протаптывая тропки в густой траве и поражаясь тому, что это место оказалось заброшенным.

— Пепла нет, — заметил Келлхус, поковыряв ногой песчаную почву. — Похоже, строение просто рухнуло от старости.

— Такое красивое, — сказала Серве. — Как можно было это допустить?

— После того как Гедея оказалась захвачена фаним, — объяснил Ахкеймион, — нансурцы ушли с этих земель… Наверное, они сделались слишком уязвимы для налетов… Должно быть, тут везде подобные развалины.

Они набрали сухих веток. Ахкеймион развел костер колдовским словом, и лишь потом понял, что разжег его на животе Последнего Пророка. Усевшись на камни по разным сторонам изображения, они продолжили разговор, и огонь казался все ярче по мере того, как вокруг темнело.

Они пили неразбавленное вино, ели хлеб, лук-порей и солонину. Ахкеймион переводил обрывки текстов, сохранившихся на мозаике.

— Маррукиз, — сказал он, изучая стилизованную печать с надписью на высоком шайском. — Это место когда-то принадлежало Маррукизу, духовной общине при Тысяче Храмов… Если я правильно помню, она была уничтожена, когда фаним захватили Шайме… Значит, это место было заброшено задолго до падения Гедеи.

Келлхус тут же задал несколько вопросов касательно духовных общин — ну конечно же! Поскольку Эсменет разбиралась в тонкостях жизни Тысячи Храмов куда лучше его, Ахкеймион предоставил отвечать ей. В конце концов, она спала со священниками всех мыслимых общин, сект и культов…

Трахала их.

Слушая ее объяснения, Ахкеймион разглядывал ремешки своей сандалии. Он понял, что ему нужна новая обувь. И его охватила глубокая печаль, злосчастная печаль человека, которого изводит все до последней мелочи. Где он найдет сандалии среди этого безумия?

Ахкеймион извинился и отошел от костра.

Некоторое время он сидел за пределами круга света, на обломках, свалившихся в рощу. Все вокруг было черным, кроме железных деревьев, но их цветущие кроны, медленно покачивавшиеся на ветру, в лунном свете казались таинственными и неземными. Их горьковато-сладкий запах напоминал о садах Ксинема.

— Опять хандришь? — раздался за спиной голос Эсменет. Ахкеймион обернулся и увидел ее в полумраке, окрашенную в те же бледные тона, что и все вокруг. Он поразился, как ночь заставляет камень походить на кожу, а кожу — на камень. Потом Эсменет очутилась в его объятиях и принялась целовать его, стягивая с него льняную рясу. Он прижал ее к треснувшему алтарю; его руки шарили по ее бедрам и ягодицам. Она на ощупь отыскала его член и ухватила обеими руками.