
Онлайн книга «Медвежий замок»
![]() Трактирщик бесшумной мышкой проскользнул мимо Норманна и открыл запоры двух дверей. Обычные кладовки, не пыльно, в одной сложены мешки с мукой и крупами, в другой развешаны на шестах различные копчености и колбасы. – Не извольте беспокоиться, – заметив скептический взгляд на копченую брюшину, заторопился трактирщик. – Уберем. Тесновато для новиков, спать придется плечом к плечу. – Соглашайся! – зашипел на него Шушун. – Баулы сложим в комнатах, а кто не поместится, уйдет спать на лавках в трапезной. – Хочешь носом клевать, пока последний пьяница отсюда не выйдет? – Какие здесь могут быть пьяницы? Город вымирает через час после захода солнца, на улице не встретишь ни единой души. – Неужели никто не хочет посидеть с друзьями за кружкой пива? – не поверил Норманн. – Почему же, сидят, веселятся, песни поют. Солнце уйдет за городскую стену, и веселью конец, все расходятся по домам. – А днем новикам где находиться? Сидеть по углам да на гостей таращиться? – Кто в комнатах дежурит, кто отдыхает после дежурства, кто с тобой по делам, да и самим есть что интересное посмотреть. Руслан задумался над досугом людей четырнадцатого века. Вроде в кости играли да дрались, больше ничего не слышал. Ладно, это тема для отдаленного будущего, а сейчас поручил выступающему в роли переводчика Шушуну разузнать о приемных часах в правлении Ганзы. Hansetag [34] находился в здании городской ратуши, а ганзамистр Конрад фон Аттендорн одновременно являлся и бургомистром Любека. Секретарь пустым взглядом окинул вошедших просителей, равнодушно глянул на поданные поручительства и сказал: – Приходите через месяц, барон фон Аттендорн буквально задыхается от городских дел, а тут еще собрание правления на носу. Норманн поставил перед неприступным бастионом мешочек с жемчугом. Секретарь невозмутимо высыпал горошинки на стол и только после этого осознал размер упавшего на него богатства. Преображение произошло в мгновение ока, услужливый слуга низко поклонился. – Не подождут ли господа буквально минуточку? Я быстро, ein Augenblick! [35] Стремглав метнулся за дверь босса и действительно через минутку почтительно открыл перед визитерами заветную дверь. Впустил не всех, только Норманна и Шушуна, который являлся переводчиком. – Я прикажу делопроизводителям подготовить вашу бирку, – вальяжно произнес хозяин кабинета. – Благодарю! Норманн учтиво поклонился и поставил перед бароном фон Аттендорном благодарственный презент. Грузик для бумаг, чтоб ветром не разнесло, ящерица из стекла огненно-алого цвета с маленькими хрустальными вставками по спине. Хозяин бережно взял подношение, посмотрел на свет, ахнул и поставил на стол. Теперь на Руслана смотрел заинтересованный человек. – На ваших бумагах должны быть три подписи, моя и управляющих делами Эберхарда фон Алена и Хинриха Плескова. Это уже вымогательство взятки. Норманн поставил на стол еще две ящерки и добавил рождественскую безделицу с елкой, Санта-Клаусом и снежинками. Для полноты эффекта встряхнул призму, и внутри засверкал падающий снег. Фон Аттендорн завороженно замер и на несколько минут выпал из бытия. – Где вы остановились? – наконец опомнился хозяин кабинета. – Здесь недалеко, у господина Тидеманна. – Вас известят в самое ближайшее время, – не отрывая взгляда от снежинок, произнес барон. – И заплатите секретарю вступительный взнос. На столе у секретаря уже стояли весы с набором грузиков на противоположной чаше. Опытный малый заранее предвидел результат разговора с его боссом. Почтительно развернул перед Норманном конторскую книгу, где каллиграфическим подчерком расписаны статьи и суммы взноса. Однако! Общая сумма превышала три тысячи виттенов! Здесь и взнос на общественный флот, и оплата покупки двадцати кнехтов, и содержание вдов и сирот пропавших купцов. – Если господин Норманн… э-э-э… – он заглянул в шпаргалку, – Рус платит гульденами, то полагается скидка. – Гульдены золотые, – шепнул Шушун, – побереги свое золото. – Серебром! – Кошель с самодельными монетами солидно звякнул о стол. Секретарь принялся деловито пересыпать деньги на чашу весов, затем еще и еще. На стол упал второй кошель, и только на третьем взнос оказался уплаченным. Грабеж! На кой ему сдался этот Ганзейский союз! Норманн не собирался мотаться по морям и торговать пенькой и тюленьим жиром, ему не нужны Испания с Америкой. Хороший дом, жена и дети – это максимум его желаний. Попал в дикие времена! Или тебя убьют, или сам с оружием гоняй других. Оно ему надо? Нет, не зря умные люди советовали сидеть у портала и при первой же возможности уходить в другое время. Пока огорченный Руслан Артурович Нормашов горестно вздыхал на своей кровати в трактире господина Тидеманна, в ратуше проходил экстренный совет. – Он не может быть русским! – настаивал фон Аттендорн. – И дело не в имени, а в деньгах. – Как торговец этот молодой человек мог привезти монеты из Тавриды или получить от парфян, – предположил фон Ален. – В обоих вариантах надпись должна быть руническая, а здесь явная кириллица. – А если Казань? – задумчиво сказал Хинрих Плесков. – Там нет единой власти, а в ходу персидские деньги. – Не мог ярославский князь начать чеканку новой монеты? – Для этого требуется серебро, которого у него очень мало, да и воюет он с Московией. – Вы упускаете два важных момента! – Бургомистр поднял указательный палец. – Он отсыпал секретарю жемчуг, а нам поднес стекло! – Не вижу в этом ничего особенного, – возразил фон Ален. – Жемчуг русский, стекло венецианское. – Подарки очень богатые! – Щедрый, вот и все объяснение. – Не смеши, купцы щедрыми не бывают. Он спешит вернуться к себе домой! Конрад фон Аттендорн легонько встряхнул стоящий на столе колокольчик, в кабинет тотчас вошел секретарь. – Зови соглядатая. Секретарь исчез, на его месте появился неприметный мужчина. – Рассказывай, Стерв. – Одна часть его воинов набрана из новгородцев, другая из викингов. Сам говорит по-русски, но с очень сильным акцентом. – Что в нем самое приметное? – Высокомерен, несомненно, происходит из знатного рода. Воин, хороший воин, это сразу бросается в глаза. – Чем же? Ты в трактире господина Тидеманна и получаса не пробыл. – Наемная охрана так себя не ведет, и к работодателю относится иначе. Здесь же явное доверие и уважение. |