Онлайн книга «Зюзюка и другие»
|
– Да что-то я никакого парня на горизонте не вижу. – Ну, милая моя, мало ли чего ты не видишь. А я вот голову дам на отсечение, что она уже не девица. – Что? – ахнула я. – А что ты так пугаешься? Это только нормально в ее возрасте. – Ты придуриваешься или дразнишь меня? Ты не знаешь, чем это грозит? – рассвирепела я. – Тебе хорошо, у тебя два сына, и те давно взрослые, а я... у меня. – Прекрати истерику! Все равно это должно случиться, если уже не случилось. Не хочешь же ты, чтобы она осталась старой девой? – Нет, больше всего на свете я хочу, чтобы она вышла замуж за нормального хорошего парня. – Ишь чего захотела! Как это было у кого-то из классиков: «Зять – это любезный молодой человек, который берет на себя расходы по содержанию моей внучки?» – У классика была не внучка, а дочь. – Ну, кажется, этот любезный молодой человек у тебя уже появился за океаном. – Дай-то бог, чтобы у Адьки все было хорошо, чтобы такие жертвы не пропали даром... Господи, Герочка, я так хочу ее видеть... Вечером позвонила Натэлла, вся в слезах. Умерла Лида Кокорева, наша однокурсница, похороны завтра в десять тридцать утра. – Как грустно, – сказала я. Лида была самой красивой девушкой на курсе, подавала большие надежды, еще студенткой с огромным успехом снялась в нашумевшем фильме, вышла замуж за модного кинорежиссера, и, казалось, звездная карьера ей обеспечена, но у нее был тяжелый характер, она умудрилась испортить отношения со всеми вокруг и в результате к тридцати годам осталась у разбитого корыта. В кино ее не снимали, в театре она была, что называется, на выходах, иногда играла что-то на радио, в годы перестройки торговала трусиками на Рижском рынке и начала пить. Однако в последнее время ее стали довольно активно снимать в сериалах, она играла в основном озлобленных баб с едва уловимыми следами былой красоты, и, надо заметить, играла хорошо, сочно. И вот внезапная смерть. – Надеюсь, ты пойдешь на похороны? – строго спросила Натэлла. – Даже не знаю... наверное, надо. – Что значит – наверное? – возмутилась она. – Надо, чтобы было побольше народу, надо проводить по-человечески. – А на каком кладбище? – На Донском. Там могила ее мамы... Ты не думай, я за тобой заеду. Почему-то на похоронах всегда бывает либо очень жарко, либо жутко холодно, а поскольку дело было в начале декабря, то холод стоял собачий. Мы встретили массу знакомых. – Девочки! – подбежала к нам Валя Огородникова, наш бывший комсорг. – Сколько лет, сколько зим, вот только на похоронах и встречаемся. Девочки, мы тут скидываемся на поминки... – По сколько? – деловито осведомилась Натэлла. – А кто устраивает поминки? – Мы и устраиваем. У нее осталась только двоюродная сестра, но... Надо помочь. Мы с Натэллой, не сговариваясь, вытащили деньги. – Молодцы, девчонки! Значит, я вас записываю! – Куда? – опять-таки в один голос спросили мы. – На поминки! – Да нет, спасибо, мы не пойдем, – сказала я. – Мн?? на работу надо... – Слыхала я, как ты по радио на жаргоне чешешь... Ладно, девчонки, спасибо вам, я побегу... – Спасибо за «девчонок»! – сказала уже ей вслед Натэлла. – Давно нас с тобой никто девчонками не называл, все больше мамашами. Или бабусями даже. – Обрати внимание, что большинство баб выглядит все-таки прилично, а мужики... Ты глянь, что с Никитой стало... А Володя... – Грустно, подруга... И Лиду жалко, только-только начала оправляться... Когда все столпились у могилы, оказалось, что пришло много народу, в том числе и группка ребят лет по двадцать. Среди них выделялась прелестная девушка с длинной косой, типичная тургеневская барышня, только в джинсах и дубленой курточке. – Кто эти ребята? – спросила я. Натэлла всегда все знала. – Это ее ученики, она вела какую-то театральную студию. Надо заметить, что настоящее горе было написано только на лицах этих ребят. Первым выступил какой-то хмырь, который завершил свою невыносимо казенную речугу словами: – Пусть земля ей будет прахом! Все ахнули. – То есть, конечно, пухом, – поправился он, ничуть не смутившись. – Кто этот болван? – спросила я у Натэллы. – Да Васька Блинов, не узнала? Депутат городской думы, между прочим. – Боже, какой кошмар! Он же всегда был кретином. – Зато погляди, как он собой доволен. Между тем слово предоставили тургеневской барышне. – Дорогая Лидия Филипповна... Тетя Лида... – голос у нее дрогнул, – нам без вас будет плохо. Спасибо за все, что вы сделали для нас. Мы никогда вас не забудем, честное слово... – И она расплакалась. – Слава богу, есть кому по ней плакать, – сказала Натэлла. Вскоре народ стал расходиться. – Натэлла, я хочу к Лёне заглянуть... – Я знала. И даже цветы купила. Ты иди, а я схожу за ними. Они в машине остались. – Ты не видела, у ворот торгуют цветами? – Я тебе половину своих отдам, там много. Натэлла была чудесной подругой и знала меня как облупленную. Я еще издали заметила у Лениной могилы какую-то женщину. Кто бы это мог быть? Она стояла, опустив голову, спиной ко мне. Как ни дико это звучит, в душе шевельнулась ревность. Но, с другой стороны, мало ли у него было знакомых и сослуживцев, в том числе и женского пола? Я прибавила шаг. И тут же запнулась. Нет, надо подождать Натэллу, а то эта баба подумает, что я даже цветов ему не принесла. И тут же Натэлла догнала меня с большим букетом белых хризантем. – Вот, тут десять. Четыре мне, тебе шесть. Ой, а кто это там? – Не знаю! – Пошли, узнаем. Снег скрипел под ногами, и женщина обернулась. Она была немолода, но явно моложе меня. Эффектна. Темные волосы, темные глаза, яркий чувственный рот. На могиле лежали шесть красных роз. В глазах ее мелькнуло смятение. – Добрый день, – сказала она. – Я работала с Леонидом Станиславовичем. Он был замечательный человек и начальник... Он так помог мне в жизни... Я никогда его не забуду... Она явно узнала меня, но я никогда ее не видела. – А как вас зовут? – Алла, Алла Генриховна. Знаете, я живу не в Москве и вот приехала... и пришла на могилу. Всего вам доброго! |