Онлайн книга «Зюзюка и другие»
|
– И на могиле лежали цветы? – Да. – Ну и что из этого? Какое это сейчас имеет значение? Он умер так давно, что я его почти и не помню! Ну мало ли кто может ходить к нему на могилу? Он же на тебе не девственником женился, он был уже вдовец! – почти кричала она, а в глазах появились слезы. – Может, это его первая любовь? Может... да мало ли... – А ты чего орешь? – Хочу и ору! Потому что ты... дура! – Не смей так со мной разговаривать! – Ладно, извини, просто мне не нравится, когда ты такая... – Какая? – Испуганная и... старая. Ой, прости, прости, Лёка... Но когда ты пришла, у тебя был нормальный вид, а сейчас... Лёка, сама подумай, ревновать покойника неизвестно к кому – это же дурь! – Наверное, ты права... Чистейшей воды дурь. Ладно, пошли чай пить. – Не хочется. Я пойду позанимаюсь! А ты выкинь всю эту бодягу из головы, подумай лучше... – Ладно, подумаю о чем-нибудь другом. Кстати, погоди еще минутку, мы ведь должны что-то подарить матери на свадьбу. – Это не моя проблема, – сразу насупилась она. – Но ты же приняла приглашение, ты туда едешь... – Вот пусть этот факт и будет лучшим подарком на свадьбу. – Ты так говоришь, потому что... – Потому что знаю, что ты все равно что-то ей повезешь. – Естественно! Она же моя дочь... – Скажи, а ты спросишь у нее, почему она так... – Мне и спрашивать не надо, я сама понимаю... – Ты? Понимаешь, как можно кинуть мать и дочь неизвестно ради чего? Она что, диссидентка была, ее что, из страны выкинули и больше не пускали? Она что, под мостом там жила? Нищенствовала, да? Да даже если и так, могла бы взмолиться: «Мамочка, мне плохо, пришли денег на билет», и ты уж как-нибудь наскребла бы ей эти бабки, правда? Она здесь нашла бы работу и жить ей есть где. Но здесь надо было бы заботиться обо мне, о тебе и вообще... Ненавижу! Вот тут мне стало по-настоящему страшно. – Стаська, но зачем же тогда ехать? – Америку посмотреть охота на халяву! Зеленые холмы Калифорнии! И с этими словами она удалилась. Боже правый, что же это будет? Все мысли об Алле напрочь вылетели из головы. Натэлла позвала меня в Дом кино на премьеру. Фильм показался мне отвратительным – претенциозно-чернушным и безвкусным. – Давай уйдем, – предложила я через полчаса. – Нет сил смотреть... – Пошли, – согласилась она, как ни странно. Обычно что-то начав, она все доводит до конца. Досматривает скучный фильм, дочитывает бездарную книгу. Но тут, видно, и ее допекло. – Наверное, мы с тобой устарели для такого кино, – предположила она уже в фойе. – Лёка, а пошли в ресторан, я приглашаю! Мы с ней подружились с первого взгляда, когда вместе поступали в Школу-студию МХАТ. Посмотрели друг на дружку, улыбнулись и так вот с тех пор и дружим. Мы обе поступили тогда сразу, но ни одна из нас не стала актрисой. Она рано вышла замуж за молодого скрипача, который сделал грандиозную карьеру, его имя теперь известно каждому, а Натэлла растила двоих сыновей, вела дом и ведала к тому же всеми его делами. У них есть квартира в Париже и домик в Норвегии. Сыновья выросли, ни один из них не стал музыкантом. Живут они в разных странах, а Натэлла вернулась в Москву несколько лет назад и заявила, что желает жить только в Москве. Ее муж Юлик отнесся к этому с пониманием, но сам проводит в Москве не больше двух месяцев в году. Натэлла подозревает, что у него есть другие бабы, но говорит, что ей на это наплевать. – Понимаешь, Лёка, мы даем друг другу жить, и нас обоих это устраивает. Я устала мотаться по миру. Будут внуки, поглядим, а пока я хочу жить в Москве, на заслуженном отдыхе. – Лёка, ты мне не нравишься, – заявила она, когда мы заказали ужин. – Чем это? – С тобой что-то происходит. Скажи, я пойму. – Да ну, зачем я буду тебя грузить всякой чихней. – Все-таки твоя работа дает о себе знать. Раньше ты бы никогда так не выразилась, – улыбнулась она. – Раньше бы ты сказала: зачем я буду взваливать на тебя мои проблемы. – Ты права! – засмеялась я. – Но ты не права. Давай выкладывай, что у тебя! А на что иначе нужны подруги? И я вывалила ей все, что мучило меня в последние месяцы. – Хорошо, попробуем разобраться. Цветы и даже бабы на могиле – это пустяки. Лёня прожил долгую жизнь, и наверняка его любила не только ты. Это первое. Второе: преимущество в этом вопросе все равно, как ни взгляни, на твоей стороне. Он любил тебя, жил с тобой до самой смерти, и ты всегда, насколько я знаю, считала себя счастливой и любимой. Так? – Так! – И в чем же тогда дело? В тебе! У тебя почва ушла из-под ног. А почему? Потому что Стаська внезапно решила ехать к матери. Так? – Возможно. – Значит, с замогильной ревностью мы разобрались. Теперь Стаська. Самый гнусный возраст с четырнадцати до девятнадцати-двадцати. Самый проблемный и трудный. Психика у девчонки, конечно, расшатана. Она не в состоянии простить и понять. Я бы на твоем месте показала ее психологу или психотерапевту. Не повредит. – Не уверена. – В чем? – В том, что не повредит. – Почему? – Потому что кругом развелось какое-то немыслимое количество шарлатанов. Как ни включишь телевизор, там обязательно торчит очередной психолог. И в большинстве случаев это какие-то косноязычные тупые ублюдки. – Но не надо же идти к первому попавшемуся. Хочешь, я найду? – Да не станет Стаська ни с кем разговаривать. Даже если и согласится пойти, кроме какой-нибудь пакости ничего из этого не выйдет. Да к тому же нам скоро уезжать... – А может, там все и рассосется. Она ж хорошая девочка, умная, начитанная. Увидит мать... Да и Ариадна тоже, наверное, поумнела, раскаялась. Счастливый человек мягче становится. А она, надеюсь, нашла наконец свое счастье. Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. – Стучу по дереву. Знаешь, я как подумаю обо всем этом, у меня сердце болеть начинает. – Да брось, все будет хорошо, вот увидишь! Они, Стаська с Ариадной, подружатся. И будут относиться друг к дружке не как мать и дочка, а как две закадычные подружки. Такое бывает. – Бывает всякое. – А ты скажи Ариадне, чтоб она мать из себя не строила, этот номер скорее всего не пройдет, а вот подружиться с дочкой... – А что, Натэлка, может, это и хорошая мысль, – вдруг ухватилась я за соломинку. – Обязательно скажу ей. Она теперь часто звонит. Ладно, хватит обо мне, что у тебя-то хорошего? |