Онлайн книга «Закон меча»
|
– Взять Актеву! – заголосил Вадим. – Золотом заплачу! Началась свалка без правил и предела. На одного защитника Дрэллеборга накидывалось по трое штурмовавших. Вскоре Ардагаст и Прогост привели к Вадиму хрипатого херсира. Он глядел в сторону и улыбался. – Жить хочешь? – спросил Вадим, поигрывая мечом. – Да пошел ты… – слетело с разбитых губ. Вадим подцепил кончиком меча подбородок Актеву и приподнял его. – Ты не дослушал, – ласково сказал он. – Я тебе предлагаю жизнь. А в обмен ты мне вылижешь задницу. Поработаешь своим поганым языком, и свободен! – Ярл, – с неожиданной серьезностью ответил херсир, – это тебе не знакомо понятие чести, а нам она ведома. И лучше уж я сдохну, но честь свою сберегу. Понял, собака свейская?! Вадим изо всей силы толкнул меч под горло Актеву и почти отсек херсиру голову. Обернувшись, он крикнул хускарлам и гридням своей дружины: – Крепость ваша! Дружина и ледунг взревели хором – спелись. Рванули, разбежались по домам, по клетям, спеша хапнуть чужого добра, да не припоздать. Вон, верзила-хускарл растерялся, не зная, в какую дверь ломиться. Стоит, как дурак, и головой вертит. Сорвался с места и дунул влево. Выбрал… Вадим неспешно подошел к пленным, которых торопливо вязали Ардагаст с Прогостом. Разные тут были люди, и пожитые, и юные совсем, а глядели на Вадима одинаково – зло. Подбоченясь, Вадим оглядел повязанных и сказал: – Вы неплохо дрались, и я, так уж и быть, не стану казнить вас… – Век помнить будем! – сказал кто-то издевательским тоном, и на лицах пленных заиграли улыбочки. Вадим решил сделать вид, будто ничего не слышал. – А кто присягнет мне, – возвысил он голос, – того в Дружину приму и не обижу в добыче военной! Из толпы выступил старикан в кольчуге, босой, но в новеньких кожаных штанах. На его седых волосах ярко выделялись кровавые мазки. – Дозволь слово молвить, ярл, – спокойно начал старик. – Я – конунг! – вздернул голову Вадим. Старик покачал головой. – Конунг – не тот, кто нацепил венец на голову, – сказал он, – а тот, кого люди сами выбрали и над собою поставили. И не потому, что знатен, а потому, что конунг – наипервее первых. Он лучший в дружине, его сами боги по жизни ведут и советом своим дарят, а от того и нам, смертным, их милости перепадает. Вот и верим мы конунгу, и уважаем его, он же люду служит. А ты, Вадим, свеям прислуживаешь… Переветник ты! Боги отвернулись от тебя, одна лишь Хела, владычица преисподней, стоит за твоей спиной. Уходил бы ты, Вадим, с земель наших, пока не натворил великих бед. Или ждать тебя будет после плохой смерти твоей котел с ядом змеиным, в котором вариться тебе до конца света! Вадим слушал старика и чувствовал, как закипает кровь, как застит она зрачки красной пеленой. – Убью… – произнес он сдавленным голосом и потянул меч из ножен. – Убей, – со спокойным достоинством отмолвил старик, – твоя воля! Зажился я, а в Ирии любят тех, кто умер за правду. Руби! – Прочь! – прорычал Вадим и вернул меч в ножны. – Прогост, гони их отсюда! Прогост запечалился – так вязал, так старался, и зря? – но не ослушался. Перехватил копье, взял в обе руки и пошел толкать пленников за ворота. Те, изумленные сверх меры, не очень-то и сопротивлялись. Скоро площадь очистилась. Только черные кляксы крови пятнали пыль, да неубранные трупы дожидались божедомов. – Воист! – заорал Вадим, срывая с головы дурацкий венец. – Ко мне! Названный гридень появился на высоком крыльце терема, скатился по ступеням и замер, ожидая дальнейших указаний. – Назначаю тебя херсиром Дрэллеборга! – внушительно сказал Вадим. Воист подтянулся и ответствовал: – Рад служить конунгу! – Оставляю тебе полсотни наших и полсотни свеев. Следи, чтобы не передрались! – Сделаем! – радостно заорал Воист. – Хер ты, а не херсир! – прокричал с крыши белобрысый пацаненок, и звонкое эхо пошло гулять по крепости. 3 Шаев сын Чекленера родился в Суждале, в бедной избе-кудо. Он хорошо помнил тот, первый свой дом – истертые угловые столбы, еловые плахи стен, низкую крышу, покрытую корьем, которая все время протекала. В кудо окон не делали, зато ставили аж три очага, дымивших нещадно, выедавших глаза и на всем оставлявших жирный слой копоти. А теперь у него большая усадьба в Альдейге, и в Алаборге домина, и три лодьи, и две сотни трэлей. Теперь он кугыжа… Шаев усмехнулся. Одна только Ведь-Ава, Мать Вод, знает, каких усилий стоило сыну простого охотника выбиться в бояре. Каких страхов, каких тошных дел… Шаев оглянулся вокруг. За горизонт уходили холодные волны Гандвика, Колдовского залива. По его соленым водам были рассеяны во множестве Онежские шхеры – тут тебе и голые гранитные скалы с песчаными подковами пляжей, и солидные островки, заросшие густым криволесьем. Утягивался на север каменистый матерый берег, сплошь покрытый высоким сосновым лесом; его окаймляла илистая полоса отмелей, обсыхающая в отлив. Шаев повернул голову к югу. Там, резко выделяясь на фоне невысокого прибрежья, плавно закруглялись Медвежьи головы – гранитные массивы, заросшие дремучим хвойным лесом. – О чем задумался, кугыжа? – прозвучал ласковый голос Онга, сына Тшудда, старого биарма, вождя местного. Онг был одет в кожаные штаны, сшитые заодно с мягкими сапогами, – ухнешь по колено в воду, а ногам сухо. А уж куртка была не куртка, а настоящее произведение искусства – вся расшита бисером, а каждая бисеринка точена из моржовой и мамонтовой кости. Лицо у Онга было осмугленным, но с крупными чертами, а длинные волосы, плетенные в косы, никак не желали седеть, хотя лет Онгу было немало. – Не пускает меня север ваш, – улыбнулся Шаев. – Север, он общий… – проговорил Онг, жмурясь, и кивнул на море. – Гляди, как семга играет! Шаев глянул. Волны на приглубом месте расступились, и из вод плавно поднялось серебристое рыбье тело. Показался широкий хвостовой плавник, и тут рыба изогнулась, мощно ударила хвостом и локтя на два взмыла в воздух. В полете семга вибрировала, словно стряхивала с себя капли, перевернулась, шлепнулась боком и пропала в фонтане радужных брызг. – Хорошо здесь, – вздохнул Шаев. – Будто кто мне свободу дал от всех забот и хлопот. – Тяжко? – прищурился Онг и покивал: – Понимаю! Я ведь у Тшудда сын приемный, он ввел меня в свой род, когда мне и двадцати зим не исполнилось… А отцом мне Бравлин конунг приходится… Шаев глянул на Онга в ошеломлении. – Так чего ж ты здесь сидишь?! – воскликнул он. – Ты бы мог боярином заделаться! |