Онлайн книга «Корниловец»
|
Тут уж толпа не выдержала — загалдела, загомонила, горячо одобряя и поддерживая Верховного правителя. Из дверей собора вышел старенький священник с седою окладистой бородой и в серебряных очках. Генерал Алексеев почтительно спросил его: — Можно начинать, батюшка? Батюшка, не скрывая счастливой улыбки, мелко закивал. — Смирно-о! — разнеслась зычная команда. — На молитву, шапки — долой! Добровольцы — и статные седые генералы, и безусые гимназисты — обнажили головы. — С Рождеством Христовым, братцы! — разнёсся над площадью голос Корнилова. — Ура-а-а! — грянули «братцы» в ответ. — Покорнейше благодарим, ваше высокопревосходительство! Солдаты клали на лбы тяжёлые мужицкие кресты и низко кланялись. А батюшка запел неожиданно низким и мощным басом: Спаси, Господи, люди твоя И благослови достояние твое… Вся площадь благоговейно внимала молитве. И чудилось Кириллу, что весь Екатеринодар притих, что вся Россия прислушивалась к архиерейскому басу… Авинов шагал по ночной Графской улице, ведя за собой патруль — отделение текинцев. Прямо за его спиной шёл вперевалочку великан Саид, очень довольный новыми сапогами. Сбоку ковылял Махмуд — его задела красноармейская пуля. Авинов вторые сутки не спал, но настроен был бодро. В нём всё ещё тлело дневное воодушевление, тот подъём, который он ощутил при оглашении «корниловского манифеста». Пожалуй, даже не сами цели Корнилова вызвали в нём всплеск эмоций, а то, как показал себя Лавр Георгиевич, как себя поставил, — Кирилл увидал истинного Верховного правителя России, испытывая гордость за принадлежность к Белой армии. Саид стал о чём-то спорить с Абдуллой, и Авинов весело прикрикнул: — Разговорчики в строю! Батыр мигом смолк, но Кирилл будто видел его широкое лицо и зубастую улыбку. — Смотрите в оба, — построжел поручик, — а то нарвёмся ещё… Белогвардейские патрули бдили по всему Екатеринодару, частенько натыкаясь на скрывавшихся большевиков, — в бедном рабочем предместье Дубинка пряталась целая сотня. Иные из «красных» быстренько ухватывали суть происходящего, бросали оружие, переодевались — и будто растворялись в толпе горожан. Но находились и те, кто отказывался признать поражение. Такие были вооружены, очень опасны и всегда готовы исполнять приказы бывшего военного коменданта Сошенки: «Я инвалид, [93] и, как поставленный во власть коменданта, слежу за свободой и искоренением всякой сволочи, которая не хотит замазать свои белые руки. Предупреждаю всю буржуазию, что за нарушение правил, выказанных против трудящихся, буду беспощадно расстреливать негодяев трудового народа…» [94] …Впереди показался человек в солдатской шинели без хлястика, однако в свете фонаря блеснули погоны и странно привешенные аксельбанты. Увидав патруль, он резко свернул в сторону. — Стой! — рявкнул Махмуд. — Стрелять буду! Кирилл подошёл поближе, хмуро разглядывая подполковничьи погоны на подозрительном субъекте. [95] — Кто вы такой? — осведомился он. — Я полковник Лукашин, — нетвердо ответствовал опрашиваемый, вытягиваясь по-солдатски. — Где вы служили? — В штабе Северо-Западного фронта. — Вы из Генерального штаба? — вкрадчиво спросил Авинов. — Да… — А почему у вас погон золотой и с синим просветом? Лукашин замялся, теряясь, судорожно ища подсказку. — Я… кончил пулемётную школу! — выпалил он. — Вот оно что… — протянул Кирилл. — А что вы ещё придумаете? — Я не вру! — Да ну? — комически изумился поручик. — Тогда почему вы носите аксельбанты так, как их никогда никто не носил?! Лукашин смолк и потупился. Пальцы его рук сгибались и разгибались, выдавая смятение. — Ракло [96] ты, а не полковник! — резко сказал Авинов. — Обыскать его! Лукашин сильно вздрогнул и сам дрожащими руками принялся вытаскивать из карманов бумаги — и на полковника, и на поручика, и на унтер-офицера. — Не убивайте! — запаниковал он. — Мы не «красные», — процедил Кирилл и скомандовал: — Алимбек! К коменданту! Здоровый текинец ткнул Лукашину в спину стволом винтовки, указывая направление движения. Тот, поникший и раздавленный, направил стопы куда было указано. И снова хруп-хруп-хруп из-под сапог, снова молчаливые, тёмные громады домов зажимают пустынную улицу. Внезапно Саид остановился и промолвил неуверенно: — Вроде кричал кто-то… Вот, опять! Авинов прислушался и разобрал одно слово: «Помогите!» Из подворотни выбежал перепуганный мужик — всклокоченный, босой, в одних кальсонах. Увидав патруль, он сперва замер, тормозя на мёрзлых булыжниках, а потом отчаянно закричал: — Помогите, ради Бога! Там «красные»! Забрались ко мне в фатеру! — Ведите! — коротко сказал Кирилл. — Много их? — Много! Четверо или пятеро… Не разобрал! — Саид, Махмуд, Абдулла! За мной! Мужик в кальсонах побежал впереди белогвардейцев, выводя патрульных во дворик, наверняка уютный и тенистый летом, а ныне, в канун Нового года, холодный и пустой. — Тута они! — Пострадавший остановился, указывая на обшарпанный двухэтажный домик. — На втором этаже, где балкон! А дверь моя дерматином обитая! — Махмуд, — тихо сказал Кирилл, — жди во дворе. И следи за балконом. Дверь чёрного хода стояла распахнутая настежь, и в подъезде дуло. Осторожно поднявшись по скрипучей деревянной лестнице, Авинов на ощупь отыскал дверь, «дерматином обитую», и толкнул её. Сразу стало светлее — в прихожку пробивалось оранжевое сияние керосинки, и доносились грубые голоса: — Сбежал, паскуда! Ещё приведёт кого… — Кого?! Жандармов нема! — Да мало ли… — И чё? Опять на улицу? — Можно на чердак… — Да пошёл ты! Кирилл оглянулся и на пальцах показал: Саид со мной, Абдулла стоит здесь. Повесив винтовку на плечо, Авинов вооружился «парабеллумом», в левую руку взял «маузер» — и ворвался в комнату. |