Онлайн книга «Харбинский экспресс»
Снова заревел пароходный гудок. «Самсон», сохранивший ход, потихоньку откатывался влево. А баржа, поворачиваясь на якоре, как на оси, уходила вправо. Но слишком медленно, чтобы «Самсон» смог благополучно разойтись с этим водоплавающим недоразумением. Едва Павел Романович успел об этом подумать, как завизжали цепи. Якоря легли на грунт, пароход какое-то время волочил их за собой. Потом лапы впились в илистое дно Сунгари. «Самсон», наконец, встал — точно ломовая лошадь, с разгону вперившаяся хомутом в ворота. Кажется, имелся шанс, что все-таки приключение закончится благополучно. Баржа стояла почти напротив, в ста саженях, словно бы на параллельном курсе, удерживаемая теперь на месте кормовым якорем. Дохтуров разглядел привязанный за кормой небольшой ялик. Некоторое время (весьма короткое) «Самсон» словно пребывал в изумлении. Потом вахтенные матросы, стоявшие с кранцами вдоль правого борта, принялись изощренно честить и саму баржу, и ее обитателей, и всех родственников их до седьмого колена. Люди на барже тоже выстроились вдоль борта. Было их всего трое: два босых мужика в солдатских рубахах без погон, в коротких шароварах (причем у одного вместо ноги была круглая деревяшка, а под мышкой — грубый костыль), и баба в поневе и широкой блузе, в туго повязанном белом платке. Был он опущен так низко, что и лица почти не видать. В отличие от матросов «Самсона» они стояли молча, разглядывая пароход. В их лицах было нечто, совсем не понравившееся Павлу Романовичу. При взгляде на одноногого невольно вспоминался знаменитый пират Стивенсона, которым Дохтуров в детстве зачитывался. Ярость матросов мало-помалу иссякла. Они тоже замолчали, сплевывая за борт, с ненавистью глядя на едва не погубившую их баржу. — Напрасно капитан медлит, — сказал Агранцев. — Все одно ничего с ними не сделаешь. Он, прищурившись, рассматривал злополучную речную посудину. Дохтуров покосился на него и подумал, что ротмистр сейчас удивительно напоминает собственного кота — такой же разбойничий взгляд. Тут с мостика приказали поднять оба якоря. Еще двое матросов прошли на нос к лебедке, мимо успокоенных отдыхающих. И в этот момент с баржи раздался крик: — Эй, на «Самсоне»! Погодь-ка сниматься! Кричал безногий, приставив ко рту ладони, и вышло у него не хуже, чем в рупор. Господин с театральным биноклем негодующе всплеснул руками: — Они, должно быть, ума лишились! — Ничего они не лишились… — пробормотал Агранцев. Павел Романович проследил его взгляд — ротмистр разглядывал что-то на корме баржи, там, где мокрые тряпки были навешаны гуще всего. В этот момент из-за туч выглянуло солнце, и Дохтурову показалось, что за серыми полотнищами он различил какой-то массивный силуэт — тяжелый, хищный, приземистый. Загрохотала цепь. Матросы не мешкали; похоже, бессмысленная баржа непонятным образом всем действовала на нервы. — Погодь, сказано! — снова заорал одноногий. Сцена получалась фантастической — немытый мужик с зачуханной баржи отдает приказы пароходу с немалой командой, не говоря уж о пассажирах, среди которых едва ли не треть составляли военные. — Ишь, надрывается, — зло сказал кто-то из матросов. — Причесать бы из пулемета! Небось сейчас бы унялся. — И то верно, — проговорил ротмистр. — Пулемет нам в самую пору. Как в воду глядел. Одноногий, видя, что усилия его безрезультатны, сунул руку за пазуху, извлек на свет немецкий армейский маузер и выпалил в воздух. По этому сигналу тряпки на корме вмиг упали, открыв полевое орудие, наведенное «Самсону» прямехонько в борт. Кто-то ахнул. — Ну вот и разгадка мизансцены, — удовлетворенно сказал ротмистр. Людей возле орудия скрывал орудийный щиток, но под ним виднелись две пары босых ног. Что до самой пушки, то Дохтурову показалось, будто она с мрачным презрением глядит на пароход своим черным жерлом. — На барже!.. — гаркнул было металлический голос с мостика и тут же умолк. Группа пассажиров пришла в сильнейшее волнение. — Ах, Боже мой! Что, если они сейчас выпалят? — спросила юная барышня с зонтиком. Полковник промокнул лоб. — Господин хорунжий! — приказал он. — Этих шутников предать в руки речной полиции! По прибытии в Харбин па-апрашу распорядиться! Но адъютант у полковника оказался человеком практическим. — Василий Антонович… господин полковник… — пробормотал он, глянув на пушку. — Право слово, лучше б вам на другой борт перейти. Да и mademoiselle Дроздовой там спокойнее будет. — Прошу не указывать! Я намерен… Но сообщить о своих намерениях полковник не успел. Раздался пушечный выстрел. Потом над сопками по левому берегу поплыло белое облачко дыма. — Шрапнель, — пояснил Агранцев. — Следующий могут нам в борт положить. Если матросы не оставят лебедок. — Зачем? — спросил Павел Романович. — Времена флибустьеров канули в Лету. — Посмотрим, — равнодушно отозвался Агранцев. Павел Романович заметил, что ротмистр нет-нет да и взглянет в ту сторону, куда уплывали, теряясь в дымке, бледные воды Сунгари. — Не понимаю! На барже пять человек. Может, кто-то прячется в надстройке? Допустим, всего десяток. Кто эти люди и что они могут? — Это бандиты. И они могут пустить нас ко дну. Доктор, при всем уважении, хватит болтать. Тут каша заваривается. Агранцев придвинулся к господину с биноклем: — Позвольте-ка вашу оптику. Господин, с лицом белее костюма, безмолвно повиновался. Агранцев некоторое время разглядывал Сунгари ниже. Публика молчала, взгляды отдыхающих были прикованы к ротмистру, который без всяких к тому усилий сделался вдруг центром внимания. — У лебедки! — крикнул Агранцев, отрываясь от бинокля. — Прекратить работу! — Вашродь, что это вы раскомандовались? — спросил, выпрямляясь, матрос, недавно смущавший дам своими высказываниями. — У нас тут свое начальство имеется. Вместо ответа Агранцев извлек из кармана браунинг: — Я сказал: отставить! Те молча попятились от шпиля. — Господин офицер! Распоряжайтесь у себя в казарме! — прозвучал с мостика металлический голос. — Учтите: оружие имеется не только у вас! Но сказано было как-то не слишком уверенно. — Это хорошо, — ответил ротмистр. — Берите его и живо спускайтесь. Агранцев повернулся к публике. — Господа! Прошу немедленно разойтись по каютам. Однако его словно не слышали. Напротив — многие придвинулись ближе. Очевидно, чтобы не упустить самое интересное. |