
Онлайн книга «Харбинский экспресс»
![]() Мадемуазель встрепенулась, подняла голову и метнула в ротмистра неприязненный взгляд. Но все ж передала эстафету: повернулась и зашептала на ухо инженеру, который сидел между нею и Павлом Романовичем. Однако тут случилась заминка. Инженер словно уснул. Или вовсе ничего не слышал. Он поглядел невидящим глазом и отвернулся. Ничего удивительного, подумал Дохтуров. Не в себе человек. Может, и разума вовсе лишился. Павел Романович сам просвещал его давеча — так сказать, насчет специфики последнего жизненного коловращения. И вот результат: рассудок несчастного инженера не вынес таких перспектив. Дохтуров искренне пожалел беднягу — но при имеющихся обстоятельствах ничего сделать было нельзя. Однако у госпожи Дроздовой, видать, на сей счет имелось особое мнение. Она сердито поглядела на инженера — и вдруг с силой стукнула его по ноге каблучком. Тот отшатнулся, зазвенела цепь. Караульщики возле костра мигом насторожились. — Чё, сидеть вам неловко? — крикнул кто-то. — Ща угомоню! Колодники замерли. Теперь и вздохнуть побоятся, подумал Павел Романович. Ему было очень досадно, что он так и не узнает недавних слов ротмистра. Но мадемуазель, нимало не опасаясь, пошла дальше в своих экзерцициях и двинула инженера локтем. А когда тот повернулся — что-то быстро сказала. Это не укрылось от «красных витязей». — Ну все, — сказал один. — Допрыгались, гниды. Теперь кончилось для вас счастье. Он поднялся и подошел, прихватив винтовку. Остановился напротив инженера. Павел Романович узнал утконосого рыжего парня. — Ты, что ль, тут колготишься? Инженер сжался и замотал головой. — Чё мычишь? Ты, спрашиваю? Иль кто? — Она… — Инженер кивнул на Дроздову. — Она говорила… — А тебе чего не сидится? — Утконосый повернулся к Дроздовой. — Может, где засвербело? — А ты почеши! — крикнули от костра. — Не, не моего калибра, — лениво ответил утконосый. — Худосочна, и характеру, видать, змеенравного. Сам чесани, коли охота. В ответ только расхохотались. — Ты чё вертишься, белка дурная? — спросил утконосый, наклоняясь к Дроздовой. — Тебя спрашиваю. — Неужели вам не понятно! — воскликнула та. — До ветру, что ль? — Нет! — Несмотря на сумерки, Павел Романович заметил, как покраснела мадемуазель. — А чё тогда? — Гнус! — крикнула Дроздова. — Гнус! Гнус! От этих слов колодники ужаснулись, кто-то ахнул. Но утконосый караульщик нисколечко не обиделся. — Ну так чё? — Он ухмыльнулся. — С веткой рядом встать, что ли? Тоже мне, цаца! Потерпишь. А еще рот откроешь, в амбар сволоку, к диду. Тогда не до мошки станет. — Гнус… — тихонько повторила Дроздова. Она оглянулась, и на миг Павел Романович встретился с нею взглядом. Миг этот стал открытием. — Господин с винтовкой, постойте! Рыжий, уже отвернувшийся, чтоб уходить, замер. Потом поворотился и с интересом посмотрел на Павла Романовича. — Это ты меня господином обозвал? — Я не обзывал. Просто не знаю вашего имени-отчества. — На кой? Это без надобности. — Как же к вам обращаться? — Говори просто: товарищ боец революции! — Хорошо. Товарищ революционный боец, я прошу вас позвать сюда вашего комиссара. — Это еще к чему? — А к тому, что я врач, и у меня есть основания считать, что многие из нас (тут он кивнул на злополучных колодников) не доживут до рассвета. — Ха! А чё с вами сделается! — Это я и хочу сообщить комиссару. — Не стану я его тормошить. И не думай. Ну, чё вылупился? — спросил утконосый насмешливо. — Закрой пасть и не вякай. Тут моя сила. Как скажу, так и будет. И вообще, ваша судьба решенная. Так что не трепыхайся. — В поле — две воли: кому Бог поможет, — ответил Дохтуров. Утконос сплюнул, погрозил кулаком и пошел прочь. * * * «Ничего, — успокаивал себя мысленно Павел Романович. — Комиссара сразу не позвал? Так это не страшно. Он ведь все слышал. И, конечно, запомнил. Рисковать зря вряд ли захочет, будь он хоть трижды боец революции. Одумается и доложит своему комиссару, что у пленников есть некоторые сомнения касательно предстоящей ночевки». Но уверенности все-таки не было. Ах, жаль, не наделил Господь раба своего Павла Романовича даром красноречия. Тогда б в два счета уговорил он утконосого «витязя». А теперь… Он искоса посмотрел на Дроздову. Поняла она, что замыслил Агранцев? Но мадемуазель вела себя индифферентно. Сидела, уткнув подбородок в колени, и по сторонам не глядела. Поди догадайся, о чем она думает! Вскоре он и сам задремал. Проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо: — Ну, ты, контра! Проснись, тебе говорю! Дохтуров встряхнул головой. Сердце в груди подпрыгнуло. Он поднял взгляд: перед ним стоял утконосый. А чуть позади — сам Зотий Матвеевич Логов, комиссар интернационального стрелкового батальона имени Парижской коммуны. В стеклышках пенсне красными чертиками скакали блики костра. Позади моталась фигурка ростом пониже — вероятнее всего, Лель. — Это вы хотели меня видеть? — спросил комиссар. — Да. — Что у вас? — Мне нужно с вами поговорить. — Говорите. У меня нет секретов от революционных товарищей. Дохтуров постарался выпрямиться, насколько возможно. — Я хочу обратить ваше внимание на то, что люди, которых вы захватили в плен, к тайге в своем большинстве непривычные… — Это никакая не новость, — прервал его комиссар. — Непривычные… — повторил Павел Романович. — Для них ночевка в тайге на открытом воздухе может оказаться фатальной. — Отчего же? — Из-за комаров, мошек и прочей летающей нечисти, в просторечии именуемой гнусом. — Что-то я не вполне… — Медицинской наукой зафиксированы случаи гибели человека от этих летающих кровососов, — терпеливо пояснил Дохтуров. Он старался говорить спокойно. Было нелегко: как прикажете объясняться с человеком, не видя его глаз? Тем более, если этот человек объявил вам приглашение на казнь. Но все же он вполне внятно и доступно рассказал о кожной реакции, вследствие которой закрываются кожные поры и наступает смерть от недостатка кислорода — как ни парадоксально, при дыхательном благополучии. |