Онлайн книга «Харбинский экспресс»
Все это случилось хотя и очень быстро, но все ж не мгновенно. Однако поручик не успел ровным счетом ничего предпринять. А следовало хотя бы крикнуть. Какая-никакая, но все ж отвлекающая деталь. Глядишь, и не возникло б этого бессмысленного, непредусмотренного никакими инструкциями побоища. Но теперь-то что говорить… В коридоре плавает сизый пороховой дым, дверь в девятом сорвана, и что там сейчас происходит — одному Богу известно. А на двери с дыркой во лбу лежит сын чрезвычайно влиятельной особы. И погиб он напрямую из-за нераспорядительности некоего жандармского офицера. В коридоре защелкали дверные замки — пассажиры дружно принялись запираться изнутри. Желающих полюбопытствовать не оказалось. «Ученые, — мельком подумал поручик, — недаром с запада на восток столько верст прокатили». — Г-господа, — проговорил сзади кондуктор дребезжащим тенором, — г-господа, что ж теперь делать? — и тронул поручика за плечо. Тот отбросил его руку и кинулся вперед. Следом затопал сапогами вахмистр. Сквозь дым поручик видел в дальнем конце вагона лицо старшего филера — бледное, с закушенной губой. К девятому купе они поспели одновременно. Молодой Путилинский лежал навзничь на сброшенной двери. Лица из-за натекшей крови не рассмотреть. Да и некогда. Пришлось перешагнуть через покойника самым бесцеремонным образом. Поручик, тяжело дыша, озираясь, застыл посредине купе. Мизансцена обнаружилась следующая: сбоку, обнявшись, как дети, жались друг к дружке фарфоровый мальчик с княжной. Посередине на полу лежал упомянутый покойник. Рядом — осколки двух стаканов и желтоватая чайная лужица. Все, ничего более. Ни ранее не виденного багажа, ни тайника с опием. Да и вообще — лица княжны и ее спутника не оставляли пространства для домыслов. Стало совершенно ясно, что никакие они не курьеры. Просто испуганные влюбленные дети. Отпихнув кондуктора, поручик вернулся в коридор. В этот момент здесь появились четверо молодых людей, в которых поручик недавно определил офицеров в цивильном. Один, с решительным лицом, сунулся было с вопросом. Пришлось показать бумагу и рыкнуть на ходу: — После, после! И тут вдруг у поручика промелькнула мысль, дававшая надежду, хотя и слабую. Он развернулся и устремился в путилинское купе. Вахмистр без слов кинулся следом. Отворили дверь, зажгли для верности свет. В пять минут обыскали купе. Вахмистр даже стены простукал. В одном месте изнутри что-то вдруг зашуршало — жандармы переглянулись, и на этом поиски почему-то оставили. Бесспорно: тайника здесь нет. Значит, и последняя, выдуманная на ходу версия — что-де младший Путилинский и был тем самым курьером — подтверждения не получила. Словом, фиаско. Поручик вышел, покосился на тело убитого филера. Рядом, опустившись на корточки, сидел его старший товарищ. Заметив жандарма, поднял глаза — сухие, блестящие. «Болваны! Все, все порушили!» — подумал о филерах поручик. Без злобы подумал, скорее даже с какой-то обидой. Впрочем, что с них взять? Они ведь собирались заарестовывать опийного курьера, а того на деле в поезде не оказалось. То есть были введены в заблуждение. Не их вина. И спрос будет тоже не с них. Дернув плечом, поручик ровным шагом направился в служебное купе. Теперь можно не торопиться. Некоторые двери уже приоткрыты — осмелев, выглядывали любопытствующие. К черту. Не обращая ни на кого внимания, поручик подошел к служебному купе. Уж и за ручку взялся — как сзади раздался крик. И тут же из первого купе вылетела стремглав дама. Некстати подумалось: «Графиня перекошенным лицом бежит к пруду…» Следом за дамой выскочил рыженький мальчик. — Маман, вернитесь! — закричал он и ухватил даму за рукав. — Маман!.. Но матушка не послушала своего реалиста. Повернулась и со всех ног кинулась в тамбур. В узком коридоре натолкнулась на кондуктора, но, кажется, даже и не заметила. Выбежала на площадку — да еще и дверь за собою захлопнула. Поручик посмотрел на мальчика. Тот — на поручика. И неожиданно залился румянцем. Ну девушка, да и только. — Могу помочь? — спросил поручик. — Ах, нет, сударь… — ответил мальчик. — Это семейное… Простите. И пошел обратно. Поручик проводил его взглядом, отвернулся и тут услышал голос кондуктора: — Ваше благородие! Сюда пожалуйте!.. — Кондуктор стоял перед первым купе, и вид у него был самый обескураженный. Мальчик, закусив губу, стоял рядом. Поручик подошел ближе. — Д-да вы только г-гляньте! — дребезжал кондуктор. В полутемном купе (электрический свет погашен, а шторка окна наполовину опущена) шевелились какие-то мелкие юркие тени. Впечатление было такое, будто кто-то испестрил стены непонятными знаками, и вот теперь эти знаки ожили и начали независимое существование. Кондуктор щелкнул выключателем — и вспыхнул плафон. Открывшаяся картина была поразительной: везде — на стенах, на полу и приоконном столике, даже на потолке — копошились сотни шустрых, наглых, откормленных тараканов! Были они все местной маньчжурской породы — черные, с мизинец длиной. Один немедленно вскарабкался поручику на сапог. — Однако… — сказал за спиной вахмистр. — А это у нас что тут такое? — Где? — спросил поручик. — Да вон! Внизу, под столиком. А под упомянутым столиком обнаружился кусок вагонной обшивки, не слишком аккуратно снятый. И, вероятно, наспех. За ним темнело отверстие, оживляемое, впрочем, тараканьей сутолокой. Вахмистр приблизился, опустился на корточки и бестрепетно сунул руку в черный проем. Пошарил. — Ну, что? — нетерпеливо спросил поручик. — А вот… — Вахмистр извлек на свет сверток в коричневой бумаге. Достал перочинный ножичек и тут же, на полу, сверток сей вскрыл. Глянув на содержимое, поручик повернулся к рыжему мальчику: — Семейное дело, говорите? Ну-ну. Однако ж и многочисленная у вас, я наблюдаю, семейка. С этими словами он покосился вниз и увидел на зеркальном своем сапоге еще одного пришельца. Поручик брезгливо стряхнул его на пол и вдобавок придавил ногой. * * * — Так-так, — сказал Мирон Михайлович. — Где ж ты их раздобыл-то? — Да по деревням, — ответил Грач. — Распорядился от вашего имени, урядники и расстарались. Здесь в эдаком товарце нет недостатку. Чего-чего, а китайских тараканов на весь свет хватит. Да и людей, кстати говоря, тоже. — И не воспротивились? — спросил Мирон Михайлович. На этот вопрос, прямо сказать риторический, Грач позволил себе промолчать — только улыбнулся многозначительно. |