Онлайн книга «Интервенция. Харбинский экспресс-2»
– Что ж это вы про умерщвление плоти толкуете? – не удержался Клавдий Симеонович, когда вышли с крыльца. – А у самих на молениях благости не много выходит. Одна похоть. – Ничего ты не понял, – безмятежно сказал Кузьма. Он поигрывал деревянной палицей – совсем свежей, только что выструганной. (По всему, ею и угостил недавно Клавдия Симеоновича по затылку.) – Это у нас не плотская совокупность, а духовное наслаждение. Потому что от духа свята. – Ах, от духа! Вот оно что… Говорил Клавдий Симеонович машинально, для маскировки, а сам изучал диспозицию. Получалось невесело. Палка в руках у Кузьмы переменила недавнее намерение Сопова задать стрекача. Нет уж! Этакой клюкой до смерти уходить можно. Лучше пока обождать. – А насчет духа ты почему знаешь? – спросил он для поддержания разговора. – Да уж знаю. В плоти весь грех. И проистек сей грех от Адама. Он плоти-то первый угождатель и есть. Потому как стяжал грех супружества. Вот если б потом щенят своих порешил, то, глядишь, и очистился. А так мы его грешки ныне замаливаем. – Каких таких щенят? – насторожился Клавдий Симеонович. – Вестимо, каких, – терпеливо ответил Кузьма. – Коих от Евы прижил. – Интересно. А у вас тут что, детей разве нету? – Есть, как не быть. Только все разные, – ответил Кузьма. – Что от жен, с какими в поповских церквах венчались, – так те щенята. Грешки, утеха сатанинская. Сказал наш учитель: не женитесь, а кто женат, живи с женой, как с сестрой; не женимые не женитесь, женимые разженитесь. – И что ж дальше? – А то. Венчанным промеж собой жить следует строго, как брат с сестрой. – Как брат с сестрой? – Клавдий Симеонович даже остановился. – Видал я, как вы по-родственному друг на дружку укладывались. – То не провинность, потому как брат и сестра Христовы на сожительство сходятся по духовному указанию. А указание то кормщик дает. Стало быть, не провинность! – Кузьма поднял вверх палец и потряс им над головой. – Между мужем и духовной женой нету греха. Здесь уж не плоть, а духовная любовь появляется. Будто у голубки с голубем. – Вон куда свернул! А ну как дети пойдут? – И пускай. Ежели от духовной любви родятся, то хорошо. «Не от крове, ни от похоти плотские, ни от похоти мужеския, но от Бога!» – продекламировал он. – Такие детки желанны. Мы их христосиками прозываем. «Тьфу! – плюнул мысленно Клавдий Симеонович. – Да тут целая философия. Ну их к бесу. Не стану с ним спорить». А спорить уж было и некогда – потому что пришли. Изба, к которой Кузьма привел Клавдия Симеоновича, была на самом краю деревни. Тюрьма у них тут специально возведена, что ли? Оказалось, не тюрьма, а обыкновенный дом, только еще недостроенный. Это и подтвердил провожатый: – Стропила взметнули, а перекрыть не успели. Не беда, авось не промокнешь. Ты, это, тут смирно сиди. С огнем не шали: окна доской заколочены, а дверь я с улицы подопру. Так что, ежели припрятал где свои табашные причиндалы, – лучше сразу скажи. Надо сказать, Кузьма теперь заметно переменился в общении: «касатиком» больше не называл, губы гузкой не складывал. И вообще всем видом давал понять, что мнения он о путнике, ставшем пленником, самого незначительного. Ну да и шут с ним. Есть дела поважнее, чем отношения с этим сектантом. Клавдий Симеонович внимательно осмотрелся в избе. Способ выбраться отсюда, возможно, имелся, да только с первого взгляда его обнаружить не удалось. – Чего озираешься? – спросил Кузьма. – Боязно? Ну, не робей. Стены ладные, никто тебя не достанет. А и достанет, невелика беда… – прибавил он и усмехнулся. – Я так понимаю, ввечеру кормщик над тобой суд учинит. А после, само собой, покарает. Так что, странничек, одно тебе остается – молиться. И я за тебя тож помолюсь. Глядишь, и простит Господь иудины твои намерения. – Помолись, помолись. Да прежде не забудь покормить. Небось голодом-то морить меня не было приказаний? Клавдий Симеонович старался говорить спокойно. Он изо всех сил не подавал виду, но на самом деле внутри у него все разом захолодело. Судить его собираются! Виданное ли дело – в этом медвежьем углу! Без защиты, без адвоката. Да какая защита – у них наверняка уж и приговорчик состряпан. Вон как уверенно смотрится этот заплевыш. Точно, он в курсе намерений, так сказать, свого патрона. Н-да, вот уж действительно морген-фри! – Ладно, пришлю тебе перехватку, – сказал Кузьма. – Только разносолов не жди. Мы тут себя блюдем, нечистого не вкушаем. Все, пойду. Светает уже. А делов-то невпроворот. Вон, колодезь надо поправить. Да еще печь дымит. О-хо-хо! Он повернулся, направился к выходу. На пороге помешкал, обернулся: – А я тебя, тать, сразу наскрозь разглядел. Хоть и хитрый ты, а как есть дурак! – Это почему же? – мрачно осведомился Сопов. – Да потому! Помнишь, сам говорил, будто тебя к нам попутчик сподобил, с которым ты вместе по чугунке катался? – Ну помню. И что с того? – А то, касатик, что никто из нас на этой бесовской повозке ни в жизнь не поедет. Это все вражье наваждение и грех. Уяснил? Клавдий Симеонович промолчал. Кузьма вышел. Хлопнула дверь в сенях. Титулярный советник услышал, как хлыстовец подпирает ее чем-то с той стороны. Потом раздались удалявшиеся шаги, и настала вслед тишина. * * * Старший филер Серебрянников любил повторять, что жизнь – надзор, а все люди – филеры. Главное – оказаться в нужное время у нужного окошка. И суметь сквозь него самое важное разглядеть. Хорошо, коли так. А что делать, когда окошка (иначе понимай – ответа) вовсе не наблюдается? Сейчас этот вопрос всецело занимал Сопова. Правда, тот же Серебрянников – а в свое время и фон Коттен – учили выпутываться из ситуаций весьма щекотливых. Да и сам Клавдий Симеонович со временем успешнейшим образом молодых агентов натаскивал. И то сказать – чему поучить, имелось. Много разных разностей умел Клавдий Симеонович. Знал, скажем, как на страшном морозе просидеть много часов – и не только без рук, без ног не остаться, а службу исполнить, наблюдаемого провести в адрес, установить местожительство и подробнейше потом доложить. Умел Сопов по многу часов проводить без малейшего движения – однажды почти сутки пришлось в пустом баке под ванной прятаться, поджидая, когда на квартиру к некой агентессе гости пожалуют. И дождался, вызнал. Агентесса та двойную игру вела. Отдавала секретных агентов охранного отделения своим революционным товарищам. Не торопясь, одного-двух в месяц. А за год набежало изрядно! И еще больше бы получилось, если б не хватка Клавдия Симеоновича и его способность к любой обстановке приноровиться. Многих он тогда спас, ох, многих! Серебрянников после очень хвалил. Даже премию схлопотал от директора департамента – семьдесят пять рубликов. Так-то. |