Онлайн книга «Интервенция. Харбинский экспресс-2»
– Кто такая? – Она в чарусе живет… – Это что еще за диковина? – Место такое заклятое, нехорошее, – сказала Капитолина вроде бы нерешительно. Но потом продолжала, все уверенней: – В самом глухом лесу, где бурелом да сухой валежник. И вот посреди чащобы вдруг малая полянка откроется. Веселая, зеленая, вся в цветах. Вокруг сосны стеной да ели мохнатые, а она вся в цветах. Незабудки, лютики, купавки. Так и хочется на ней отдохнуть, сил набраться. Но не приведи Господь ступить на эту полянку! Потому как под нею – бездна бездонная. И вся эта чаруса – просто лесное озерко, поверх заросшее тонким ковром из травы. Заяц не прошмыгнет, мышь лесная не проскочит. Только одни кулики могут на той траве удержаться. Вот в таких чарусах и живет эта болотница. – Вроде русалки, что ли? – спросил Клавдий Симеонович, явно заинтригованный. – Не знаю… – Капитолина пожала плечами. – А только сидит та болотница по ночам у своей чарусы да поджидает одинокого путника. Как завидит, так и пойдет соблазнять. – И что ж она вытворяет? – Да всякое. Коли молодой – девой предстанет, станет обольщать нагим телом. А ежели в возрасте, так обернется старцем почтенным, заведет разговор неспешный. И незаметно, тихохонько, залучит на зеленый ковер чарусы. Ступит на него путник – тут ему и конец. Но иногда болотница в настоящем своем обличье предстанет. А облик у нее такой жуткий, что люди замертво падают. – Для чего ж она открывается? – хрипло спросил титулярный советник. – Когда видит, что странник совсем неподатлив. Тут ведь как: чтоб погубить человека, надо его прельстить иль запугать. Третьего не дано. – Вот оно что… А откуда ты знаешь? Сама, что ли, видела? Но ответить Капитолина ничего не успела. Мужикам, должно быть, снаружи стоять прискучило. Или подозрительно стало – словом, они продвинулись в избу, и один сказал Капитолине: – Не велено с ним баять. Ставь лукошко, и геть до хаты. Очень в этот момент захотелось Клавдию Симеоновичу кинуться на лесного жителя и двинуть в ухо. Как стерпел – неведомо. Господь охранил, а то б тут Сопову и конец. Безоружному против двоих с дубинами сладить непросто. Особенно когда те настороже и близко никак не подходят. В общем, совершил Клавдий Симеонович над собою усилие, зубы стиснул и взгляд в пол устремил. Сдержался. От напряжения даже в ушах зазвенело – словно закричал кто-то далеко тонюсеньким голосом. А потом понял: и в самом деле кричат. В избу влетела конопатая Капитолинова дочка – зареванная, под носом черный след от соплей – и заголосила так высоко, что и не разобрать. Однако Капитолина поняла: всплеснула руками и кинулась к двери. Конопатенькая покатилась следом. – Что это?! – выкрикнул Сопов, охваченный моментальным предчувствием. – О чем она говорит? – Да, кажись, Кузьма ейный в колодце утоп, – сказал один из мужиков и быстро перекрестился. – Дела… – произнес второй. – Ты давай, сиди тут. Некогда нам – вишь какая история. – Пустите меня, – как можно спокойнее сказал Клавдий Симеонович. – Я доктор. Идемте к нему скорее. – Дохтор?.. – протянул первый мужик. – Нам про то ничего не ведомо. – Да вы мозгой-то пошевелите, олухи, – рявкнул титулярный советник. – Ежели кормщик узнает, что Кузьму можно было спасти, а вы тому помешали, то сидеть нам в этой избе вместе. Я вам наверняка обещаю. Угроза возымела действие. Мужики угрюмо переглянулись, потом первый сказал: – Ладно тогда, побежали. Только дурить не вздумай, – и погрозил палицей. …Дверь в знакомой избе была нараспашку. Кузьма лежал в горнице на полу, навзничь – мокрая борода в потолок смотрит. Одежда расстегнута, а вокруг натекла темная лужа. Рядом распласталась Капитолина. Конопатая девчушка забилась в угол и сосала кулак, посверкивая глазами, будто дикий звереныш. Старуха причитала на печке. Больше тут никого не было. Клавдий Симеонович вбежал в избу первым. Мужики – следом. – Отойдите! – крикнул он им, совершенно не представляя, что делать дальше. Опустился рядом с Кузьмой, хотел подсунуть половик под затылок, но передумал. Он не умел воскрешать утопленников. И даже не был уверен, что такое возможно. Однако если дать повод усомниться в своих медицинских способностях – пиши пропало. Тут уж наверняка не помилуют. И вдруг он вспомнил недавнее прошлое: заведение у мадам Дорис, запертая комната на втором этаже. Некая компания малознакомых меж собою людей. Неприятный старик в генеральской шинели лежит на полу. У него сердечный приступ. А рядом – молодой врач с рыжим саквояжем. Что он тогда делал-то, этот Дохтуров? Ага, вспомнил! А, была не была! Клавдий Симеонович примерился, размахнулся и, мысленно благословясь, с силой хватил Кузьму кулаком точно посередине груди. Капитолина ойкнула и враз перестала выть. Сопов замахнулся – и снова двинул утопленнику. И еще раз. И еще. С каждым ударом изо рта утопленника выплескивалась неприглядная мутная жижа. Потом, преодолев брезгливость, Клавдий Симеонович припал к Кузьме, словно намеревался расцеловать в посинелые губы, и что было мочи дунул тому в рот. Набрал воздуха, опять дунул. Третий раз не успел. – Ты шо делаешь?! – крикнул первый из стражей (видать, успел прийти в себя от невиданного зрелища). – Над покойником насмешничать вздумал? Ужо я тебя! Он взмахнул палицей – и ни за что б не увернуться Клавдию Симеоновичу, если бы… Если бы не Кузьма. Закашлялся он вдруг, заперхал, засипел натужно. Потом сел и повел по сторонам невидящим взглядом. Тут мужики палки-то свои выронили – разом, будто бы сговорились. На колени упали, пошли креститься да лбами об пол стучать: – Дух-бог! Матушка-богородица!.. – Ну будет вам, – сказал чей-то властный и очень знакомый голос. – Подойди-ка сюда, странничек. Клавдий Симеонович выпрямился, будто ужаленный: в углу, почти невидимый в полумраке, сидел кормщик. Совиным оком посверкивал. «Как же я его сразу-то не приметил?» – попенял себе Сопов. Впрочем, теперь это мало что меняло. Кузьма меж тем с трудом перевернулся, встал на четвереньки – да так и остался. Он все кашлял, кашлял и кашлял. Никак остановиться не мог. Потом его вырвало. Однако помирать он, кажется, передумал. – Подойди! – повторил старец. Сопов поднялся, приблизился. Встал рядом. А старец все сверлил его желтым глазом. Клавдию Симеоновичу даже почудилось, будто у него под этим взглядом лоб становится горячее. |