Онлайн книга «Интервенция. Харбинский экспресс-2»
На первой полосе жирными черными буквами набрано: ЧУДОВИЩНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ БОЛЬШЕВИКОВ! Чуть ниже значилось: О КОШМАРНОМ ЗЛОДЕЯНИИ, СОВЕРШЕННОМ БРОНШТЕЙНОМ, ЛЕНИНЫМ, ЯНКЕЛЕМ СВЕРДЛОВЫМ И ИСААКОМ ГОЛОЩЕКИНЫМ В ЕКАТЕРИНБУРГЕ, В ДОМЕ ИПАТЬЕВА, В НОЧЬ С 16 НА 17 ИЮЛЯ, ПО НОВОМУ СТИЛЮ. И еще ниже: ГОСУДАРЬ УБИТ? «По нашим сведениям, пока что не подтвержденным официально, однако определенно верным, бывший Государь-Император, Николай Александрович Романов, расстрелян в ночь на 17-е июля по решению так называемого уральского областного совета. О судьбе бывшей Государыни Императрицы Александры Федоровны и Августейшей Семьи сведений пока не имеется…» Раздался негромкий стук в дверь. Она приоткрылась, и в купе вошла Анна Николаевна. – Не спишь? – Нет. – Думаешь, это все-таки правда? – Она показала рукой на газету. – Уверен. Они помолчали. Потом Павел Романович спросил: – Где едем? – Пограничную давно миновали. Впереди Гродеково. Завтра вечером – Владивосток. – Как там Владимир Петрович? Вопрос был вовсе не праздный: все ехали в одном вагоне, однако в разных купе. Вагон был особенный, штабной. Места в нем с невероятным трудом устроила Дорис. Поначалу, когда сели, ротмистр был плох. – Пришел в себя. По-моему, он поправляется. Павел Романович прикрыл глаза: – Ничего удивительного. Анна Николаевна осторожно присела на полку в его ногах. – Все коришь себя? Но ты не мог ничего сделать. – Неважно. Теперь – неважно. А про себя подумал: всего не объяснишь. Да и кому объяснять? Потомкам? Но те и без его комментариев прекрасно во всем разберутся. А ему уже все равно. Он банкрот. План– главное, что имелось, – провален. И потеряна панацея. Анна Николаевна смотрела в глаза, словно пыталась прочесть его мысль. – Ты мучаешься от того, что потерял лауданум? – спросила она. – А если б узнал наверное, что это не так, – как бы тогда поступил? Он открыл глаза: – Не шути так. – Я не шучу. Павел Романович рывком сел на полке: – Что это значит? Объясни! – Ты помнишь день, когда вы с ротмистром отправились в заведение, а меня оставили наедине с господином Соповым? Кажется, прошла тысяча лет, а ведь только позавчера было, – прибавила она с некоторой мечтательностью. Но Дохтурову было не до сантиментов. – Помню, помню, – нетерпеливо сказал он, – что дальше? – Дальше титулярный советник попробовал за мной волочиться. Но недолго: я дала ему укорот, он и затих, – последнее, как показалось Дохтурову, прозвучало с некоторой даже досадой. – После он завалился спать, а я пошла из квартиры. – Куда? – В магазины. Купила себе кое-что из одежды. Ты ведь оставил денег. Прости, я потратила их на себя. Павел Романович подумал: как естественно они перешли на «ты». Еще сутки назад он был бы на седьмом небе от счастья. Но теперь… теперь все изменилось. – Я купила себе дорожное платье, ботильоны. Сейчас это пришлось очень кстати. А еще я купила… – Анна! Прости, но про обновки тебе лучше рассказывать после. – …еще я купила две шляпки. Правда, с собою взяла только одну. Павел Романович снова лег и закрыл глаза. Уголки губ скорбно изогнулись. – Только одну, – повторила Анна Николаевна. – Не потому что забыла или разочаровалась. Просто мне нужна была не шляпка, а только коробка. Ну, понимаешь? – Нет. – Да ты тупица! Подумай: ко-роб-ка. Шляпная. С кожаным ремнем поверху. Дохтуров снова сел. После вскочил: – Ты хочешь сказать?.. – Да. Я подменила коробку. Точнее, не коробку – я подменила кота! – Но откуда?! – А у квартирной хозяйки взяла. У нее их осталось семь. Я зашла, мы разговорились. Призналась, как мне тяжело, – муж все время в отъезде. Да-да, пришлось солгать, что делать. Надеюсь, мне простится сей грех. Домовладелица растаяла и подарила мне похожего котика. Его я держала на кухне. А когда вы с ротмистром приехали – спрятала незаметно в той шляпной коробке, что ты приспособил для Зигмунда. А того перетащила в свою. Подменила. Все сделала так быстро, что никто ничего не заподозрил. Даже ты… – Значит, генерал уволок вовсе не Зигмунда?.. – страшным шепотом спросил Павел Романович. – Ну конечно, нет! Я о том и толкую! Кота, да не того. – Ты забрала Зигмунда с собой? – спросил Дохтуров, который совершенно не помнил, что из вещей было у Дроздовой, когда они втроем с ротмистром стремглав покидали Харбин. – Да. – Где… где он?! – закричал Павел Романович. Доктор вскочил и заозирался – точно ожидал увидеть кота здесь немедленно. – Его тут нет. – А, понимаю. Он у тебя в купе. Идем! – Нет, ты не понимаешь, – сказала Анна Николаевна мягко. – Его вообще нет в поезде. – Нет? Как нет? – ошеломленно переспросил Павел Романович. – А где же?.. – Даже не знаю. Я выпустила его той же ночью. – Что?!! Дохтурову показалось, что он ослышался. Выпустила? Но как она смела?! – Это было необходимо, – тихо сказала Дроздова. – Иначе никто из нас просто б не выжил. Неужели не ясно? Вот ротмистр скоро поправится. Он ведь захочет свою долю по вашему глупому уговору. Да и кроме него много кто знает про панацею. Нам не удержать этот секрет, ни за что не удержать. – Где ты его выпустила? Говори! Павел Романович почти не слушал ее. В голове стучало: вернуться в Харбин, начать поиски. Объявление в газету… награду назначить… – На каком-то полустанке. Ты спал, ротмистр был в бреду. Я прошла на площадку, хотела открыть дверь. Та не поддалась, тогда я просунула его в форточку. Представь, он будто обрадовался. Я поцеловала Зигмунда в нос, и он лизнул мне щеку в ответ. Павлу Романовичу показалось, что он падает в пропасть. Бездонную. И будет валиться в нее вечность, до скончания времен. Хотел сказать: «Я убит», – но голос ему изменил. В этот момент Анна Николаевна вдруг покраснела. Густо, до корней волос. Это было совсем неожиданно. Странно – ведь и повода уже не имелось. – Я должна повиниться еще кое в чем, – пролепетала Дроздова. Удивительное создание. Созналась в страшном преступлении – и хоть бы что. А теперь наверняка какая-то ерунда – и нате вам, краснеет, как институтка. Впрочем, оно так и есть, одернул себя Павел Романович. Ты просто забыл, сколько ей лет. |