Книга В пасти Джарлака, страница 43 – Борис Харькин

— Говоря «необитаемые», я имел в виду отсутствие разумных существ. Животных там много, но все они вегетарианцы, а хищников нет вообще. Создается такое впечатление, что кто-то специально создал этот мир для комфортабельного отдыха.

— А второй мир? Пустышка, кажется.

— Пустышка — еще более странный мир. Вот там вообще нет жизни. Полпланеты — соленый океан, в котором невозможно утонуть, а берега из серого песка. Выглядит очень уныло, но многие любят там отдыхать. Посидеть на сером песке, посмотреть в серое небо, подумать о жизни.

— Ты там был? — спросил я.

— Конечно. Каждый уважающий себя путешественник обязан побывать в мирах класса «А».

— В твоей книжке написано, что бывают еще миры класса «D». Они что, опасней Эорина?

— Слава богу, пока открыли только один такой! — серьезно сказал Кока. — Его назвали Преисподняя. Причем заслуженно.

— Ты там тоже бывал? — осведомился Стольник.

Кока сделал такое лицо, какое было бы у попа, если бы того спросили, посещал ли он публичный дом. Со смесью возмущения и страха очкарик выпалил:

— Я не экстремал!

На дальнейшие вопросы, касающиеся Преисподнией, он отвечать вообще отказался. Когда мы поняли, что на эту тему разговор закрыт, Васян выдал:

— Слушай, Петро, я тоже хочу между мирами попутешествовать. Может, сходим в какой-нибудь, ну хотя бы класса «А».

— Ты не забыл, что нас дома пропавшими без вести считают? Сначала найдем Жорика, вернемся домой, отметимся, а потом, может, и попутешествуем. Мы ведь знаем координаты московского портала.

— Ты прав, — согласился Васян с грустью в голосе. — Но уже прямо сейчас так хочется в чужой мир.

— Ты и так в чужом мире! Тебе его мало?

Стольник пробурчал что-то, потом спросил у Коки:

— А много таких, как мы, путешественников поневоле?

— Бывают. Но очень редко. К нам, например, за все сорок три года попадали всего дважды. Один раз пятнадцать лет назад из Земли Третьей параллели попал какой-то грибник. Его сразу усыпили.

— Как собаку? — с ужасом спросил Васян.

— Что ты?! Безвредным транквилизатором. Затем подключили к системе жизнеобеспечения, подождали несколько недель, пока портал не откроется в Третью параллель, и отправили домой. Грибник проснулся, наверняка подумал, что ему приснился очень странный сон, а когда вернулся домой — узнал, что его уже больше месяца ищут. Другой раз к нам попал эльф из Эорина. Это было еще раньше, лет сорок назад. Эльф подумал, что все вокруг магия, а мы демоны. На контакт он не пошел, единственное, что удалось выяснить, — его звали Элдорат. Пришлось и его усыпить, а потом отправить обратно.

— Элдорат, Элдорат… Какое-то знакомое имечко, — пробормотал Васян.

— Пророчество великого Элдората! — вспомнил я.

— Точно! Слушай, Кока, а этот Элдорат, когда к вам попал, его кто первым обнаружил?

— Как кто? Охрана портала, естественно.

— Дай-ка угадаю! — сказал Стольник. — У вас, поди, в тот раз было четверо охранников.

— Да, дежурят всегда четверки. А вы откуда знаете?

— Да так… Наверное, один из них, как и ты, очки носил.

— Может быть. Точно я не знаю, это же сорок лет назад было.

Вот из-за этого Элдората нас так эльфы и невзлюбили. Впрочем, если бы он не написал пророчество, ушастые все равно нас бы с распростертыми объятиями не встретили.

— А почему так редко в порталы попадают по случайности? — полюбопытствовал Васян.

— Так я же уже говорил — большую часть времени они закрыты.

— А параллельные миры бывают только у Земли или, допустим, у Эорина тоже есть параллели?

— Может быть, они и есть, но окна туда пока не открывались…

* * *

…За три дня пути мы так измотали Коку расспросами, что вскоре он стал отвечать односложно. Васян частенько говорил мне, что шлифтастый половину гонит и многое недоговаривает. Я же так не считал. А Стольник хоть и подозревал ботана во лжи, но все равно засыпал его градом вопросов.

Так за беседами мы и не заметили, как вошли в ущелье. Справа и слева сомкнулись высокие каменные стены. Где-то за утесами шумела горная речка.

Тропа, извиваясь узким серпантином, уводила все выше, а ущелье постепенно сужалось. Впереди черной дырой зиял вход в тоннель — дорога в подгорные чертоги.

Мы подошли поближе и увидали двух охранников — широкоплечих бородачей, одинаковых, словно из одного стручка, и вооруженных бердышами. Когда до гномов осталось метров пять, они, как по команде, скрестили оружие, загораживая вход в подземелье.

— А ну стоять! Дальше ни шагу, — недружелюбно предупредил один. — Кто такие будете? Зачем пожаловали?

— Нам к главному, — лаконично ответил Мерриор.

— Никого пускать не велено! — отрезал гном.

— Тады пущай сам выйдет.

— Вот еще, — буркнул второй бородач. — Чтобы Бомбур Косолапый выходил к каким-то голодранцам.

Ника глянула на караульных так, будто молнию метнула, звонко бросила:

— Доложи своему косолапому, что к нему пришел знаменитый маг Мерриор с друзьями.

Гномы даже бровью не повели, только один ехидно поинтересовался:

— Кто из вас Мерриор? Тот, который стекла на рожу нацепил?

Кока смущенно поправил очки.

— Не ваше дело, пугала бородатые! — разъярилась Ника. — Бегом к начальнику, скажите, что волшебник Мерриор требует аудиенции!

Да уж, смелости ей не занимать. И глупости тоже…

Лица бородачей побагровели, а брови свирепо сдвинулись. Один выставил вперед бердыш и медленно двинулся на нас. Широкое страшное лезвие приближалось, сверкая в солнечных лучах.

Тут Ника, похоже, поняла, что с «бородатыми пугалами» малость переборщила. Однако отступать она не собиралась, в руках откуда ни возьмись появился арбалет.

Назревал конфликт и, судя по разъяренным лицам охранников, — нешуточный.

Ариэль взвизгнула. Зябба вытащил топор. Васян, разинув рот, смотрел на приближающегося гнома.

Пришибленный не выказал никаких эмоций, а Кока вжал голову в плечи и спрятался за мою спину. Странно. Он ведь вроде сдавал экзамен по бою с холодным оружием? Что-то по его растерянному виду этого не скажешь.

Бородач уже занес бердыш для удара, но в этот миг сзади послышалось старческое брюзжание. Я понял, что это заклятие, только когда оружие гнома прямо на глазах превратилась в алую розу.

— Ауч! — Бородатый выронил цветок, уколовшись об игольчатый стебель. Он ошеломленно смотрел то на розу, то на свои руки, то на нас.

На второго гнома эта сцена тоже произвела впечатление: