
Онлайн книга «Бандиты. Красные и Белые»
— Говорят, что «Руссо-балт» угнан вчера вечером. В станицу пока не возвращался. Скроив скептическую мину, Ночков сказал: — Кто бы сомневался. Слегка воспрянув духом, он вышел на крыльцо и спустился к Чепаеву. — Из Сломихинской радиограмма. Машину вчера угнали, пока не возвращалась. Чепаев молчал. Фима Бронштейн ползал перед Тверитиновым на коленях и все пытался придать ему благородный вид. — Надень ему шлем на голову, — сказал Ночков Фиме. — Смотреть страшно. Фима взглянул на Чепаева. Василий Иванович кивнул. Фима встал на ноги, снял с груди друга шлем и пошел куда-то в сторону — видимо, отмыть головной убор от крови. Пола куртки распахнулась, и Чепаев увидел распоротую подкладку. — Ты это видишь? — спросил начдив у Ночкова. — Вижу. — Знаешь, что это? — Видимо, какое-то послание вез. Может, найдут, когда станицу прочешут? — Хрена они там найдут, — сказал Чепаев. — Да и не надо. Я знаю, что там было. — Знаешь? — Слово в слово. Эх, Тверитинов-Тверитинов, что ж ты не мог из Сломихинской радиограмму отправить! Чепаев опустил голову, и Ночков в бледном утреннем свете разглядел в коротко остриженных волосах седину. Василий Иванович постоял минуту молча, потом нахлобучил папаху на затылок и снова стал самим собой — собранным, резким, целеустремленным: — Иди в штаб, радируй в Сломихинскую, чтобы прочесывали окрестности. Может, эти идиоты все же ломанулись в ту сторону, хотя вряд ли. Второе: передай приказ о немедленной переброске всей группы сюда, в Лбищенск. Прибыть должны не позднее восьмого числа, ясно? Знаю я Попова, собирается в час по чайной ложке. Приказы из Уральска игнорировать, посыльных задерживать всеми правдами и неправдами. Так, что еще… — Чепаев хотел подкрутить ус, но вспомнил, что вчера его пышные усы сгорели, и махнул рукой. — Ладно, это уже с Петькой решу. Дуй в штаб! Петька! Петька, любись ты конем!.. Ночков в растерянности стоял над трупами и глядел вслед Чепаеву. Перетрусов, тварь такая! Подставил! Обманул, как ребенка! Значит, Колокольников и Деревянко могут еще приехать в Сломихинскую, и тогда вообще — конец всему! Пришел Фима, кое-как нахлобучил мокрый шлем на голову мертвому другу. Вынул из руки Тверитинова нож и вложил вместо него мятую шоколадную плитку. Ночков на ватных ногах вернулся в штаб. Отступать было некуда — он продиктовал радиограмму Попову в Сломихинскую. Тотчас пришел ответ: принято, выдвигаемся пятого. Значит, время еще есть. Главное — контролировать поступление радиограмм. На улице горн заиграл общее построение. Ночков выглянул в окно. Конник с горном кружил в центре площади и трубил почти без перерыва. — Эй, чего шумишь? — Ночков вышел на крыльцо. — Приказано шуметь — вот и шумлю, — ответил горнист и снова затрубил. Ночков дождался перерыва и снова спросил: — Кем приказано? — Начальником дивизии. — Общий сбор? На площади? — Так точно! Ночков снова задумался и пробормотал себе под нос: — Что ты опять задумал, мерзавец? Перетрусов — Зовут-то тебя как? — спросил Богдан. — В книжке записано — Семен Бумбараш. — А по-настоящему? — Не скажу. — Че? — не понял Богдан. — Через плечо, — ответил «казачок» слишком дерзко для безоружного человека. — Думаешь, если ты такой душегуб, то я тебя испугаюсь? Они остановились в узком проходе меж двумя хлевами. Пахло навозом, вдоль стен густо разросся бурьян, лопухи и крапива. — С чего вдруг так осмелел? — беззлобно спросил Богдан. — А с того. Сейчас пойду к Чепаеву и все, как есть, ему расскажу. — А как есть? — А так. Что ты бандит и головорез, а я к нему от самой Астрахани пробираюсь. — С казаками? — Хоть бы и с казаками. Тебе-то зачем знать? — Мне все равно, а вот Чепаю интересно будет, что ты за фраер такой и откуда выпал посреди степи. — Чепаев — не ты, он не упырь, своего сразу узнает. — Так и я в тебе своего узнал, выходит, ты тоже упырь, — улыбнулся Богдан. — Я людей не убивал. — А Чепаев убивал, да еще и тысячами. — Он врагов убивал! — Я тоже врагов. У «казачка» даже дыхание перехватило от такой риторики. — Ты!.. Да как ты смеешь! — Ну, ладно, ладно. Придешь ты к Чепаю, скажешь — я свой, возьми меня, Чепай, к себе, буржуев бить. А Чепай тебя примет, за стол посадит, скажет: как же тебя зовут? И что ты ему ответишь? Где-то невдалеке горнист сыграл общее построение. — Что надо, то и отвечу. — Значит, правду скажешь? — спросил Богдан. — Правду. — А он тебя спросит: откуда же у тебя документы Семена Бумбараша? Знаешь ли ты, что Семен Бумбараш пропал, когда защищал обоз от бандитов? Мы-то думали, Семена схватили, живьем в землю закопали. А ты, видимо, видел, как Семена в землю закопали, вот и решил с него, мертвого, форму снять. «Казачок» смотрел на Богдана с отвращением, будто на дохлую кошку. — Живьем?! Ты человека живьем закопал? — Я же бандит, душегуб. Мне положено, — Богдан сделал вид, что брезгливость «казачка» его не задевает. — К стенке тебе положено встать, ирод, — сплюнул «казачок». — А сам? Сам чистенький, да? — зашипел Перетрусов. — Думаешь, сбежал с хутора, увел коня — и все? «Казачок» смотрел, ничего не понимая. Горн продолжал надрываться. Земля начала гудеть от топота ног и копыт. — Что, не понимаешь? — у Богдана от ярости задергалась щека. — Ты-то сбежал, а они вместе с нами остались. Ты думал, что им все с рук сойдет, да? Думал, за такое прощают? — За что? — За предательство! Их предупреждали — сидите тихо, и все нормально будет. А они решили, что слишком умные. Вот и получили! И ты в этом виноват! Ты! — Что ты сделал? — спросил «казачок». Он уже понял, о каком хуторе идет речь. — Я?! Я сделал?! Нет, я ничего не сделал. Я только проучил. А сделал — ты. — Ты их убил, — понял «казачок». — Не я! — Чтоб ты сдох, ирод, — «казачок» повернулся спиной и пошел прочь. — Стой! — закричал Богдан. — Стой, это ты виноват! |