
Онлайн книга «Внук сотника»
– Вон ты о чем! – Мишке показалось, что старуха вздохнула с облегчением. – Вот она, благодарность людская: сколько народу вылечила, от смерти спасла, а ее именем теперь… Да, вот так живешь, живешь, и – на тебе. – О чем ты, баба Нинея? – Дурак твой поп, и книги у него дурацкие! Не Ягой ее звали. – А как? – А вот это ни тебе, ни другим знать не надо. Есть знания, которые до добра не доводят. Может, оно и к лучшему, что настоящее имя забыли? – Потому, что «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь?». – Верно! Сам придумал? – Это в тех «дурацких» книгах написано. – Да? А еще что там написано? – Ну… Вот еще: «Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после». Ты ведь об этом только что говорила? – Говорила… А еще помнишь что-нибудь? – Помню: «Все вещи – в труде; не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием». – А еще? – Еще? «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас». – А еще? «Понравилось? Ну я тебе сейчас расскажу!» – Хочешь еще? «И нашел я, что горче смерти женщина, потому что она – сеть, и сердце ее – силки, руки ее – оковы; добрый перед Богом спасется от нее, а грешник уловлен будет ею». – Хорошо тебя поп учит, и ты – молодец. Хорошо учишься. – Что ж ты меня хвалишь? Это ж христианские книги. – А что, Екклезиаст разве христианином был? «Ой! Мамочки! Она Екклезиаста знает! Или у меня опять бред?» – Ну так как? Был Екклезиаст христианином? – Н-нет, тогда еще христианства не было. – Тогда почему книги – христианские? Все – вранье, все – краденое! И все это нам сюда тащат, а от своего, родного отказываться велят, в грязь втаптывают! Огнем и мечом искореняют! Рабами делают, неважно, что рабами божьими. Рабы, они и есть – рабы. А мы – внуки божьи! Забыл или вовсе не знал? Учат вас… рабами быть вас учат, а вы учитесь, да ума не прибавляется! – Баба Нинея… – Молчи! Про женщин он мне рассказал! Я-то все ждала, что ты другое вспомнишь: «И предал я сердце мое тому, чтоб исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем». Упражнялись! Понял? За сколько веков еще Екклезиаст предупреждал: думайте своей головой. А вы долдоните по заученному, а толку-то… – Баба Нинея, а у нас свои книги есть? – Книги? Может, и остались где-то. Были, немного, но были. – Велесова книга? – Не слыхала, может, и была… – А если написать? Ну вот ты наговоришь, а я запишу. – А попы сожгут. – Но можно же тайно, чтоб попы не проведали. – Можно, конечно… заболталась я с тобой, а дел-то… Лежи, поправляйся. «Однако, сэр Майкл! Позвольте вам заметить: это и называется фейсом обтейбл, да еще с оттягом. И на пацана не сошлешься, сами напоролись. Но кто же мог знать? Бабка язычница, ведунья-экстрасенс цитирует Ветхий Завет без запинки, да еще и экзамен любимому ученику отца Михаила устраивает. Блин, только и остается повторить за принцем Гамлетом: Есть в мире тьма, Гораций, кой-чего, Что вашей философии не снилось. Эту бы Нинею, да к нам в девяностые годы, ставила бы общечеловеков в такие позы, что и в «Камасутре» не найдешь. Только вот что-то очень быстро она закруглилась, когда я про подпольную работу, да подрывную литературу намекнул…» – Мисяня! Возле постели обнаружилась девчушка лет семи-восьми, позади нее топтались два мальчишки, один примерно того же возраста, другой – совсем малыш. – Здравствуй, красна девица, тебя как звать? – Красава, а его Глеб, а его Неждан. – Ну вот, а я как раз наоборот – Ждан. – Не-а, баба велела тебя Мисяней звать! «Вот те на! Всех родовыми именами кличет, а меня христианским. С чего бы это?» – Мисяня, расскажи сказку! – Так вам баба Нинея, наверно, все сказки уже рассказала, она же их больше меня знает. – А ты расскажи новую! «Железная логика! Как можно конкурировать со сказочницей, лично знакомой с Бабой-ягой? Только придумать что-то новое. Что ж им рассказать? Карлсон и Электроник отпадают сразу же как персонажи совершенно невообразимые. Буратино? Тоже не подходит – они не знают, что такое кукольный театр». – Мисяня! Ну расскажи! – Сейчас, сейчас, Красава, дай только вспомню. «Незнайку? Нет, не катит: воздушный шар, автомобиль… Блин! Совсем новое не лезет ни в какие ворота, придется идти в глубь веков. Ну, товарищ Пушкин, выручай!» – У самого синего моря жил старик со своею старухой. Старик ловил неводом рыбу, а старуха пряла пряжу… Слушали, что называется, затаив дыхание, в очередной раз подтверждая, что классика – всегда классика, понятна всем и во все времена. Единственное, что на всякий случай пришлось подправить, это заменить столбовую дворянку на боярыню. Ну так смысл этого титула и в XX веке далеко не все понимают. На бис, с неменьшим успехом пошла история про Машу и трех медведей. Тут, правда, возникли сложности с мебелью. Стулья пришлось поменять на лавки, а кровати… опять на лавки, ничего не поделаешь, уложить медведей вповалку на полати – разрушить сюжет. Зато крыловская ворона, лишившаяся завтрака вследствие желания стать звездой шоу-бизнеса, ни в каких поправках не нуждалась. Разве что на языке XII века получилось не в рифму. Но все равно публика была в восторге. Так дальше и пошло: каждый вечер Мишка отрабатывал функцию передачи «Спокойной ночи, малыши», то и дело замечая в числе слушателей бабку Нинею и постоянно ожидая вопросов по поводу того, откуда ему известно столько сказок. Слава богу, Нинея этим интересоваться не стала – какой бы обширной библиотека отца Михаила ни была, наличие в ней сочинений Пушкина, Крылова, Андерсена, Перро и прочих было бы сущей дичью, а соврать старухе, как Мишка уже убедился, было совершенно невозможно. * * * Детский организм заращивал раны быстро. Мишка начал вставать, выбираться на улицу. Особой радости, по правде сказать, это не доставляло. Дождливая осень и без того – не самое лучшее время для прогулок, а вид мертвой деревни, в одночасье потерявшей практически всех жителей, еще более усугублял тоскливость пейзажа. |