Онлайн книга «Внук сотника»
|
Мужчины посдергивали с голов шапки, сидящие поднялись на ноги, все присутствующие принялись креститься, но слов никто, как Мишка и ожидал, не знал. Нет, один все-таки нашелся! Абрам Ходок подхватил слова шестнадцатого псалма Давида звучным голосом, умудрившись при этом хитро подмигнуть Мишке. – «Утверди шаги мои на путях Твоих, да не колеблются стопы мои. К Тебе взываю я, ибо Ты услышишь меня, Боже; приклони ухо Твое ко мне, услышь слова мои. Яви дивную милость Твою, Спаситель уповающих на Тебя… От лица нечестивых, нападающих на меня, – от врагов души моей, окружающих меня». Мишка в упор уставился на беззвучно шлепающего губами Никифора, изображавшего произнесение слов молитвы. – «Они подобны льву, жаждущему добычи, подобны скимну, сидящему в местах скрытных». Никифор вильнул глазами в сторону и вдруг, как-то совершенно по-мальчишески, прижатыми к бокам локтями подтянул штаны, тут же жутко смутившись от неуместности произведенного действия. – «От людей – рукою Твоею, Господи, от людей мира…» Мишка повернулся к Пашке и вперился взглядом в его растерянную рожу. – «… сыновья их сыты, и оставят остаток детям своим». Пашка, казалось, был готов удариться в бега, во всяком случае, сдвинулся так, чтобы заслониться от Мишки телом матери. – «А я в правде буду взирать на лице Твое; пробудившись, буду насыщаться образом Твоим». – Аминь! Похоже, необходимый эффект был достигнут. Сценарий Никифора сломан, сторона обвинения приведена в некоторое замешательство. Можно было попытаться взять инициативу в свои руки. – Ваша честь! – Мишка снова поклонился деду. – Негоциант Никифор из Турова сослался на обычаи пращуров наших. Конечно же все мы память и обычаи предков чтим! Но суд наш правит княжеский сотник, а потому: может ли он судить иначе, нежели по Русской Правде князя Ярослава Владимировича Мудрого? Если я ошибаюсь – прости великодушно, если я прав – прошу указать негоцианту Никифору на его ошибку. – Кхе! Нйкифор, ты ж ведь не супротив Русской Правды? – Как можно! Винюсь, Корней Агеич, оговорился! «Браво, сэр, обвинение поставлено в положение оправдывающегося! Dura lex, sed lex! Продолжаем!» – А в Русской Правде сказано: «В смерти волен только князь». Если ты, Никифор Палыч, говоришь о казни, значит, этому судии не доверяешь и хочешь, чтобы дело разбирал князь? – Да о какой казни? Ребенок же! Михайла, ты чего несешь? – Десятник Андрей! – настырно поправил Мишка. – Э? Да, десятник Андрей. Никакой казни, и к князю незачем… Подумаешь, мальчишки подрались. Чего там князю разбирать? Если к князю со всякими пустяками ходить… – Значит, пустяки, мальчишки подрались? – Ну да… это самое… Нет! Один-то мальчишка – холоп, а второй – мой сын! Дело, конечно, не для княжьего суда, но… Я хозяин, мой холоп провинился, я и сужу. То есть, Корней Агеич. Ты меня не сбивай, Мих… Андрей! – Хорошо, дело для княжьего суда мелкое. Но все же достаточно серьезное, чтобы обращаться к княжьей власти в лице сотника. Так? – Да нет же! Корней Агеич, как старший мужчина в семье… – Значит, суд – чисто семейный? – Ну да! Мой холоп провинился в доме, чужие люди не замешаны. Да! Суд – семейный! – Тогда какой разговор о том, чтобы гостей лишать достояния и гнать? Или мы не родственники? Или родственникам, без ущерба для хозяина, нельзя твоим людям на их неверное поведение указать? Приказчику дозволено грубить родне, а родственникам молчать? Если приказчик важнее нас, то что ж ты его за этот стол не усадил? – Мишка указал рукой на стол, за которым восседал дед. – Ты что несешь, Михайла? Ты как… – Никифор в замешательстве сдвинул шапку на затылок и растерянно уставился на деда выпученными глазами. – Десятник Андрей! – снова поправил Мишка. – Да перестань ты! Что ты из меня дурака делаешь. Молчит твой Андрей, это все ты… Немой сердито топнул ногой и, уставившись на деда, ткнул указательным пальцем в Никифора. Дед, все это время сидевший молча, величественно олицетворяя правосудие, выслушивающее прения сторон, а на самом деле (и Мишке было это заметно) чем-то сильно обеспокоенный, отреагировал с подобающей его положению решительностью. Снова хлопнул по столу ладонью и заорал: – А ну тиха-а-а! Молчать всем! Михандрей! Тьфу! Михайла, объясни толком: чего Андрей хочет? Чего он крутит-то? – Десятник Андрей желает точно знать две вещи. Первая – какой у нас суд: княжий или семейный? Это мы уже выяснили – семейный. Вторая – кто мы здесь: члены семьи или нежеланные гости? Если члены семьи, то о каком изгнании и лишении достояния идет речь? Если же гости, то почему гостя посадили судить самого себя? Никифор что-то хотел сказать, но дед раздраженно махнул на него рукой и дал разъяснения сам: – Суд – семейный! Чужих людей здесь нет! Холопы у тебя, Никифор, распустились: на племянников твоих так нападают, что ножами отмахиваться приходится! Неудивительно, что и малец у них дурному научился! Всем все понятно? «Однако! Лорд Корней тоже не лыком шит, еще немного – и будем судить приказчика за нападение на племянников хозяина. Но почему Никифор-то так легко на мои подставы ведется? Не должен бы, он dice купец, битый и крученый хитрюга. Или от неожиданности? И дед чего-то нервничает, вон даже шрам на лице покраснел. А может, оба еще с бодуна не отошли?» – Так, – продолжил дед, – теперь к делу. Отрок Павел! Кто твои слова подтверждать станет? Мать? А из мужей некому? Ладно, становись рядом с матерью и помни: если соврешь – спрос с нее будет! Что тут было? – Минька… – Михаил! – поправил дед. – Ага, Михаил Петьку… ой, Петра ударил. – За что? – Просто так. – Просто так: подошел и ни с того ни с сего ударил? – Нет, мы ему предложили на кулачках подраться. Шутейно. А он сначала не хотел. А потом говорит: «Бей». – Ну, дальше! – А Петька… Петр не стал. А Михайла опять говорит: «Бей, а то я ударю». И ударил. – Дальше! – Дальше – повернулся и пошел. – И все? – Ну, мы… это… Мы на него сзади… – Вдвоем? – Да… – И что? – Он как-то так сделал, Петька сразу скрючился и упал, а на меня этот накинулся! – Кто этот? – Роська. Я упал, а он… это, как его… Да не смел он меня трогать, холоп! |