
Онлайн книга «Покоренная сила»
– Машка, то есть Мария Фроловна, она и корзинку из саней… – Ишь ты: Фроловна… А ну за волосья ее и сюда! – Слушаюсь, господин… – Роська растерянно умолк. – А как же… за волосья… – Что непонятно, десятник? – повысил голос дед и пристукнул деревяшкой в пол. – Все понятно, господин сотник, бегу! – Так. Значит, натаскать на обнаружение засад… – Дед одобрительно покивал каким-то своим мыслям. – И еще от стрел уворачиваться, а то Чифа… Голос у Мишки, неожиданно для него самого, дрогнул. Дед сочувственно глянул на внука, вздохнул: – Кхе… Да, справный был пес… Ты себе-то щенка возьмешь? – Нет, не буду. – Что ж так? – Второго Чифа уже не будет, а другого – не надо. – Кхе… Ну как знаешь… А кто же учить пацанов станет? – Прошка. Будет кинологом «Младшей стражи». – Кем? Михайла, да сколько ж можно? – Прости, деда. «Канис» – «собака», «логос» – «наука». Кинолог – собаковед. – Собаковед… Придумают же. Из-за двери раздался топот ног, девичий визг, в горницу влетела Машка и, споткнувшись о порог, брякнулась на четвереньки: – А-а-а, деда-а-а! Он меня за косу-у-у… – Молчать!!! Встать! Сопли подобрать! Волосья оправить! Живо!!! Машка вскочила на ноги, бодро шмыгнула носом и мгновенно привела в порядок прическу. Только что «во фрунт» не встала. «Да, сэр, хорошо поставленный командный голос и четкая формулировка приказа творят чудеса! В патриархальном обществе. А в демократическом – такое в ответ получил бы…» – Кто разрешил щенков брать? – прокурорским тоном поинтересовался дед. – Им там холодно было, а я… – Я не спрашивал: тепло или холодно! Я тебя, лахудра, спросил: кто разрешил? – Никто. Но я же… – Молчать! Дурищи, щенки еще молоко-то сосать толком не умеют, а вы им что в пасть совали? – Потрошки куриные… Дверь снова открылась, и в горнице появилась мать. По всему было видно, что пребывает она в настроении самом что ни на есть воинственном. – Анюта, я тебя не звал! – попытался пресечь конфликт в зародыше дед. Но не тут-то было. Мать гордо откинула голову и совсем не скандальным, но холодным как лед тоном заявила: – Я в своем доме, батюшка, могу и без зова. – Совсем охренели бабы… – И поэтому нас можно таскать за волосы и бить лбом об дверь? – все тем же ледяным тоном осведомилась мать. – Если приказано, то и об дверь! – И за что ж такая ласка? У матери на лице стал медленно проступать румянец. Дед, похоже, тоже начал заводиться. – А за то, что дура беспросветная, только о баловстве и думает! Если башка ни на что больше не пригодна, то и двери ею открыть не грех. – Дед распалялся все больше. – Это еще не ласка!!! Я так приласкаю, забудет как звали, а не то чтобы не в свое дело нос совать!!! Щенков для дела привезли, а не для игрушек! Чурка осиновая, сосунков потрохами кормить. Я вот тебя саму сейчас сырые потроха жрать заставлю! Мать выслушала дедову тираду внешне совершенно спокойно, только еще больше раскраснелась. Безошибочно вычленила из всего информационного потока рациональное звено и повернулась к Машке: – Зачем щенков взяла? Хочешь вместе с Анной нужники помыть? – Мама-а-а! – Не реветь! Мать топнула ногой. «Блин, что значит: столичное воспитание! Прямо классная дама из Института благородных девиц». Дед, почувствовав в невестке союзника, сразу помягчел и перешел на ворчливый тон: – Одни игрушки в голове, ну хоть бы чего-нибудь путное… – Вот и нет! – неожиданно выпалила Машка. – Я из самострела стрелять выучилась! «Извивы девичьей логики: где щенки и где самострелы… Блин!!! Как это выучилась?!» Дед словно прочел Мишкины мысли: – Как это «выучилась»? Кто позволил… Кто учил? – Кузьма, – тут же заложила двоюродного брата Машка. – Он новые штаны порвал, боялся, что мать ругать будет. Я зашила. А он на следующий день рубаху располосовал – и опять ко мне. Я и говорю: буду тебе все дырки зашивать, сколько ни прорвешь, а ты учи стрелять. Я уже от тына в тряпку на четвертой вешке попадаю. – Да я и тебе и Кузьке… Нет, Анюта, ты слыхала? – Слыхала. – Мать согласно склонила голову. – Но мы, батюшка, еще с первым делом не решили. – С каким таким первым? Мать всем корпусом развернулась к Мишке и глянула так, что тот оторопел. «Ох, да у нее не хуже, чем у Нинеи, получается – царица разгневанная!» – Ты! – Мать словно выстрелила этим словом Мишке в лицо. – Ты, когда Немой со мной грубо обошелся, кинулся меня защищать! Сейчас твой крестник так же обошелся с твоей сестрой. Почему смолчал? «Ой, мама…» Мать развернулась к деду и снова выстрелила словами: – Оба раза по твоему приказу, Корней Агеич! Ладно там – среди своих, а здесь – на глазах у холопов! Дед попытался что-то ответить, даже уже открыл рот, но мать, остановив его жестом, повысила голос: – Ты о чем думаешь, старый? Одна внучка воеводы с драным задом нужники моет, вторую при всех за волосы тягают. Сколько еще холопов придется Бурею отдать, чтобы они разницу между собой и нами усвоили? – Ты! – Мать развернулась к Роське. – Мария – твоя сестра! Что бы ты сделал, если бы кто-то чужой ее обижал? Так не веди себя, как чужой! Вид у Роськи был несчастней некуда. Похоже, что Анну-старшую он чуть ли не боготворил и сейчас был готов умереть, лишь бы не слышать обращенных к нему ТАКИХ слов. – Ты! – Машка дернулась, как от удара, и испуганно вытаращилась на мать. – По-твоему, внучка воеводы, дочь павшего воина, может позволить себе визжать, как свинья? Молчи! Сцепи зубы и молчи! Глаза обидчику выцарапывай, руками и ногами бей по чему ни попадя, но молча! Ты – не раба, никто к тебе пальцем прикоснуться не смеет! И думай! Все время думай и помни: ты постоянно на глазах у людей. Дурой выглядеть не имеешь права, потому что дурой выглядит не девка Машка, а внучка воеводы, и это – укор для всей семьи. Привез Михайла щенков. Холопка любопытный нос сунет, по носу за это и получит. А воеводская внучка, если ей это нужно, просто спросит: что и зачем. И никто воеводской внучке… – Мать снова слегка повысила голос: – И никто воеводской внучке не ответит: «Не твое дело», тем более при холопах. Никогда! Понятно? |