Книга Последний хранитель, страница 42 – Йон Колфер

Артемис встал с кресла и отвернул запоры на крышке бочки.

— А ты видел также космический корабль, стреляющий пузырями из своих дюз?

Гобдоу быстро порылся в мозгу Майлса.

— Да. Он сделан из золота, не так ли?

— Это один из придуманных Майлсом проектов, — медленно произнес Артемис. — Просто фантазия. Корабль на пузырях. Если ты еще глубже залезешь в воображение моего брата, ты найдешь там пони-робота, который выполняет все работы по дому, и говорящую обезьянку. Мальчик, в теле которого ты сидишь, Гобдоу, очень развит, но ему всего четыре года. В этом возрасте грань между реальностью и фантазией почти неуловима.

Надутая грудь Гобдоу опала, когда он в самом деле обнаружил пони и обезьянку в памяти Майлса.

— Зачем ты мне говоришь все это, человек?

— Хочу, чтобы ты понял: тебя обманули. Опал Кобой вовсе не спасительница мира, какой пытается показаться. Она — осужденная преступница, сбежавшая из тюрьмы убийца. Она хочет положить конец десяти тысячелетиям мирной жизни.

— Мирной жизни! — грубо расхохотался Гобдоу. — Миролюбивые люди? Даже там, под землей, мы чувствовали вашу злобу.

Он завозился в руках Батлера — маленькая копия Артемиса с темными волосами и в черном костюмчике.

— Это вы называете миром?

— Нет, и я прошу прощения за то, как с тобой обращаются, но мне нужен мой брат.

Артемис кивнул Батлеру, и тот поднял Гобдоу над открытой бочкой. Маленький берсерк рассмеялся.

— Я провел под землей тысячи лет. Неужели ты думаешь, что Гобдоу испугается, если его заточат в бочку?

— Тебя не собираются заточать. Просто ты быстро утонешь, и ничего другого не требуется.

Гобдоу взглянул вниз, под свои болтающиеся ножки. Бочка была наполнена вязкой белесой жидкостью, покрывшейся сверху пленкой.

Холли отвернулась.

— Не могу смотреть. Я знаю, что при этом ощущаешь.

— Что это? — нервно спросил Гобдоу, чувствуя пятками исходящий от жидкости холодок.

— Это подарок от Опал, — пояснил Артемис. — Несколько лет назад она похитила с помощью этой самой бочки демоническую силу у колдуна. Я тайно держал эту бочку в подвале, поэтому ты о ней ничего и не знаешь, верно?

— Что это? — повторил Гобдоу.

— Пара натуральных магических ингибиторов, — объяснил Артемис. — Замедлителей роста, растворенных в животном жире. Мерзкая смесь, должен заметить. И мне очень жаль, что придется окунуть в нее моего брата — он так любит эти ботинки. Мы окунем его, и жир поглотит твою душу. Майлс вынырнет невредимым, а ты до конца вечности окажешься в аду. Не совсем та награда, которую ты рассчитывал получить за свою жертву.

В бочке что-то зашипело, и из нее вылетел сноп мелких электрических искр.

— Что это? — в третий раз спросил Гобдоу, и на этот раз от ужаса его голос поднялся на целую октаву.

— А, это второй магический ингибитор. Я попросил своего приятеля-гнома плюнуть в бочку, для пикантности.

Гобдоу удалось освободить одну руку, и теперь он колотил ею по бицепсу Батлера. С таким же успехом он мог колотить по булыжнику.

— Я ничего не скажу вам, — заявил Гобдоу, но его маленький подбородок трясся от страха.

Артемис ухватился за голени Гобдоу так, чтобы они без помех пролезли в бочку.

— Знаю. Мне обо всем расскажет Майлс. Мне жаль, что приходится сделать это, Гобдоу. Ты был храбрым воином.

— Значит, все-таки не Гобдоу Легковерным?

— Нет, — признался Артемис. — Это я выдумал, чтобы заставить тебя раскрыться. Я хотел удостовериться.

Все это время Холли подталкивала Артемиса локтем.

— Берсерк, слушай меня, — сказала она. — Я знаю, что ты связан с Опал чарами и не можешь предать ее, но этого мальчика мы по-любому погрузим в бочку. Так что освобождай его тело и катись в свое посмертие. Больше тебе здесь делать нечего. Для грозного берсерка наступил бесславный конец.

Гобдоу обмяк в руках Батлера.

— Десять тысяч лет. Как много поколений.

Холли притронулась к щеке Гобдоу.

— Ты сделал все, что от тебя требовалось. Отправиться теперь на покой — это не предательство.

— А может, этот человек просто играет со мной? Может, блефует?

— Бочка — не блеф, — передернула плечами Холли. — Однажды Опал заточила меня в ней. Я чувствовала себя так, словно моя душа больна. Спасайся, прошу тебя.

Артемис кивнул в сторону Батлера.

— Ладно, не будем откладывать. Погружай его.

Батлер крепко обхватил Гобдоу за плечи и начал медленно наклонять его.

— Погоди, Артемис! — крикнула Холли. — Ведь это эльфийский герой.

— Мне очень жаль, Холли, но у нас больше нет времени.

Пятки Гобдоу коснулись жира, и тут же вокруг ног берсерка, словно дикий виноград, обвились туманные усики. Теперь он понял, что это в самом деле не блеф. Его душа будет навеки заточена в этом ужасном жире.

— Прости меня, Оро, — сказал он, поднимая свои глаза к небу.

Душа Гобдоу покинула тело Майлса и, отливая серебром, взлетела в воздух.

Несколько мгновений она висела и казалась сконфуженной и встревоженной, затем луч света упал ей на грудь и начал сворачиваться, словно маленький циклон. И тогда Гобдоу улыбнулся, и вековые морщины стерлись с его лица. Вращающийся свет с каждым новым оборотом становился все ярче, захватывая расходящимися волнами руки, ноги, торс и, наконец, лицо Гобдоу — оно при этом приобрело выражение, которое можно назвать выражением блаженства.

Со стороны невозможно было смотреть на это становящееся призрачным лицо, не чувствуя зависти.

«Блаженство, — подумал Артемис. — Достигну ли когда-нибудь такого же состояния я сам?»

Торжественность момента нарушил Майлс, который яростно заболтал своими ножками, разбрызгивая капли жира.

— Артемис! Вынь меня отсюда! — потребовал он. — Это мои любимые мокасины!

Артемис улыбнулся. Его младший брат вернулся и полностью взял под контроль свое сознание.

Майлс не начинал говорить до тех пор, пока не вытер тщательно влажной тряпкой свои любимые мокасины.

— Этот эльф таскался по какой-то дряни в моих ботинках, — жаловался он, допивая второй бокал сока акай. — Это же настоящие лайковые мокасины, Арти.

— Он не по годам развит, не так ли? — прошептал Артемис краешком губ.

— Кто бы спорил, — шепнул в ответ за его спиной Батлер.

Артемис подхватил Майлса и усадил его на край стола.

— Хорошо, малыш. Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, что ты помнишь о своем похищении. Твои воспоминания скоро начнут рассеиваться. Это означает…