Онлайн книга «Кардонийская петля»
|
Радость. Хильдер орёт от счастья. Его собственный наводчик мажет, но снаряд второго номера попадает «Ядрату» в борт и вырывает изрядный кусок кузова. Кормовой «Гаттас» затыкается, пулемётчик улетает прочь. Радость. Дистанция умерла, «Доннеры» добрались до врага, и дальше произошло то, о чём мечтал Хильдер: у него появился шанс не просто победить, но растоптать. Искупаться в крови, в последних стонах обречённых. Пустить проклятых волосатиков под тяжеленные гусеницы самых больших бронетягов Герметикона, ударить «Доннерами», будто кулаками, выплеснуть накопленную ненависть, очиститься их смертью. И плевать на опасность повредить бронетяги. Плевать на всё. Главное – убить. И Знаки, что плещутся во внутренней Пустоте Хильдера, подтверждают: «Убей!» Ян уже представлял, как врежется в ещё целый «Бёллер», как сомнётся, словно скомканная газета, броня ушерской машины, как завизжат сжимаемые волосатики, и потому не сразу понял, что ему кричат. – Дуга! – Ненавижу… Что?!! А в следующий миг на четвёртый номер выливается цистерна огня. Не торопиться! Не торопиться!! Командовать Сантеро не мог – слишком дёргался. Бой явно проигран, бронебойные снаряды из здоровенных орудий «Доннеров» крушат «Бёллеры», и теперь всё зависит от него, Адама Сантеро, и поэтому он, Адам Сантеро, не мог полагаться на кого-то ещё. Сам уселся на место наводчика и вглядывался в оптику, до миллиметра выверяя положение ствола. Учитывая все возможные параметры, включая направление и силу ветра, скорость «Доннеров» и даже слезящиеся от напряжения глаза. Не торопиться… Внутри пахнет «Алдаром»… Где-то протечка? Или только кажется? Наверное, кажется, иначе сгорели бы… Не отвлекаться на «Алдар»!! – Там же наши! – не выдерживает водитель. Он понимает, что пытается сделать Адам, что малейшая ошибка превратит экипажи погибающих «Бёллеров» в обугленные головешки, и не выдерживает. Водитель боится не за себя – за друзей, и это хорошо. – Я знаю, – отзывается Сантеро. Негромко отзывается, и слова едва долетают из-под респиратора. – Товьсь! Стрелка манометра бежит вправо, «Доннеры» в ста шагах от «Бёллеров» и «Клоро». «Они собрались их таранить?» – Огонь! И «Азунды» выстроили в утреннем небе две оранжевые радуги. Нет ничего хуже, чем заживо сгореть в бронетяге, – это страшный сон любого солдата, любого офицера. «Алдар» жёсток – или внутрь лезет, тогда все заканчивается быстро, или раскаляет броню, заставляя кипеть даже королевский уксус. «Алдар» наводит страх, а вопли из горящего бронетяга – ужас. Экипаж четвёртого номера визжит. А может, уже молчит, но Хильдер всё равно слышит визг умирающих бойцов и орёт: – Огонь по «Азундам»! Но летят ещё дуги, и второй номер захлёбывается в огне. Останавливается, люки распахиваются, и обожжённые, орущие люди выскакивают из раскалённого чрева машины. Люди мечтают спастись, но их режут «Гаттасы» с ушерских бронетягов и карабины кирасиров. Пощады не будет. И третий номер сдаёт назад. – Куда?! Хильдер орёт, но его водитель повторяет тот же манёвр: резко разворачивается и начинает судорожно набирать скорость, стараясь как можно быстрее уйти из страшной ловушки. Без приказа разворачивается, но Хильдер не мешает. Он плачет и не мешает. И не оглядывается, не желает смотреть, как догорают его люди. Трудно, невыносимо трудно смотреть смерти в лицо, когда она дышит в затылок. Хильдер хочет жить. Чтобы убивать. Чтобы мстить. Третий номер получает своё на самой вершине холма. Сантеро помчался за удирающими землеройками, ударил на ходу и не промахнулся, превратив ещё один бронетяг в костёр. Сантеро не хотел, чтобы «Доннеры» вернулись, потому что два «Доннера» – ещё сила, вот и погнался. Сантеро стал героем. А Хильдер ушёл. И не оглядывался, не отъехав от проклятого Змеиного моста на две лиги. * * * – Кажется, на втором этаже тоже стреляют, – светским тоном замечает Спичка. – Кажется, – легко соглашается Шиллер. – А тебе не кажется, что в люксах шумно? – Мне кажется, что нам слишком много кажется. – Ещё как! И мужчины весело смеются. Они профессионалы, они прекрасно понимают, что им скоро в бой, и позволяют себе несколько секунд отдыха. Расслабляются шутками, чтобы вновь сосредоточиться на драке. Взрывом, который вынес дверь, убило горничную. Затем погиб проводник, сдуру решивший ударить Спичку бутылкой, – он получил две пули в грудь, и пассажиров люкса – пожилую пару – пришлось пристрелить за компанию, поскольку диверсантам строго-настрого запретили оставлять свидетелей. Затем они заглянули во все оставшиеся помещения, убили вторую горничную и вышли в коридор поболтать. – Судя по всему, Махима тут нет. – Зайдём в тыл. – Шиллер ткнул пальцем в потолок. – Ты читаешь мои мысли. Диверсанты кивнули друг другу и бросились в конец вагона, на площадку, с которой вела лестница на второй уровень. – Вы слышите?! Помпилио! Очнитесь!! Сознание возвращается лениво. Оно предпочитает туман, хочет неспешно плыть по реке в тумане, похожем на дым расслабляющих трав. Сознание знает, где будет лучше: там, где берегов не видно, где есть только туман и силуэты в нём. И образы… Туман становится гуще, обретает плоть, силуэт оживает, превращаясь в образ человека, а потом – просто в человека, и Помпилио видит лицо прекраснейшей в мире женщины… И шепчет: «Лилиан!» – Очнись! Приди в себя! Какая глупость… Что за шум где-то там? Кто позволяет себе орать, когда нас окутывает прекраснейший в мире туман? Кто осмеливается мешать? Помпилио берет Лилиан за руку. За тёплую, живую руку… – Ответь, мерзавец! Помпилио с трудом открывает глаза. Гостиная наполнена дымом, но не тем, который выдыхают расслабляющие травы, а пороховым. И ещё – грохотом. Махим и окровавленный простолюдин. У Махима в руках «Сирень», у простолюдина – пистолет. Они укрылись за перевёрнутым столом и палят… Нет, не друг в друга, а куда-то в сторону. Кажется, туда, где вход… В ответ тоже стреляют. – Помоги им! Дер Даген Тур с трудом поворачивает голову и видит перепуганных детей, которых закрывает своим телом трясущаяся горничная. Видит страх, который не спутаешь ни с чем, и морщится. – Ты слышишь?! Растрёпанная Амалия хлещет адигена по щекам. Из её глаз текут слёзы, а из носа – сопли. |