Онлайн книга «Кардонийская рулетка»
|
— Час назад «Дер Каттер» выходил на связь, мессер. Доминатор преодолел половину пути до Линегарта, но следов «Амуша» пока не обнаружено. — Понятно… — Адиген побарабанил пальцами по подлокотнику кресла-коляски. — Понятно… Они сидели в гостиной — в других помещениях продолжались работы — у журнального столика, на котором стояла бутылка густого красного и два бокала. Дер Даген Тур в инвалидном кресле, Бабарский — на краешке кожаного дивана. Под ногами — мохнатый ковер, в ворсе которого ноги утопают по щиколотку, на стенах — картины… За последние полтора часа комната преобразилась до неузнаваемости: новая люстра, торшер в углу, книжные полки, плотные гардины, закрывающие зарешеченное окно, — камера стала значительно уютнее и даже светлее, несмотря на спрятанное окно. Однако дер Даген Тур грустил. И вовсе не потому, что оказался в заточении. Услышав от Дагомаро, что «Амуш» не выходит на связь, Помпилио счел происходящее недоразумением, был уверен, что через час, максимум через два корабль обнаружится, но время шло, ИР продолжал молчать, и это обстоятельство заставляло адигена нервничать. А больше всего раздражало то, что поиск «Амуша» вел только «Дер Каттер» — несмотря на выдвинутые обвинения, разыскивать ИР кардонийцы не спешили. — Надеюсь, у вас все в порядке, мессер? — Да, ИХ, все нормально, — стоически ответил Помпилио. — Страдает только чувство прекрасного: архитектурными изысками это заведение не отличается. Поскольку единственное окно комнаты было плотно зашторено и видеть само здание дер Даген Тур никак не мог, замечание, по всей видимости, относилось к стенам без фресок и лишенным благородной лепнины потолкам. Бабарский поднял голову, прищурился, прикидывая объем работ, и предложил: — Если прикажете, мессер, через два часа специалисты начнут приводить помещение в порядок. — Не надо, ИХ, я потерплю, — вздохнул адиген. — Перед ужином Хасина сделает массаж и тем, надеюсь, слегка улучшит мне настроение. — Помпилио помолчал и с печалью закончил: — В заключении у меня разболелись раны. — Я вас понимаю, как никто другой, мессер, — заверил адигена Бабарский. — Помните, как я ухитрился подцепить наследственный радикулит? В точно таком же месте, мессер: отвратительная архитектура и запертые двери. — Правда? — Истинная правда, мессер. Чтоб мне век прибыли не видеть. — Весьма смелая клятва, — заметил Помпилио. — Да, пожалуй, я погорячился, — вздохнул ИХ. И тут же осведомился: — О чем вы хотели поговорить? — О преступниках, разумеется, — коротко рассмеялся дер Даген Тур. — Мы ведь в тюрьме. — Да, мессер, о преступниках. — Бабарский потер виски. — Мы продолжаем следить за десятком подозреваемых: остальные по тем или иным причинам отпали. Все они ведут себя естественно, как добропорядочные граждане, и я боюсь, что нам придется ждать следующей акции. — Не хотелось бы. — Согласен, мессер. — А если Огнедел понял, что находится под наблюдением, и преступлений больше не будет? — Такую вероятность нельзя исключать, мессер, — честно ответил Бабарский. — Тем не менее мы должны с ним встретиться, ИХ, — прищурился Помпилио. — Я обещал. — Приложу все усилия, мессер. — Налей вина. — Да, мессер. — Бабарский неспешно наполнил два бокала. — И расскажи, что еще интересного происходило на свободе. * * * — Ничего? — удивилась Этель. Несколько наигранно, но так требовали правила выбранной ею модели поведения. — Ничего не нашли, — подтвердил Базза Дорофеев, глядя в черные глаза красавицы. — Сокровищница оказалась пуста. — Вы шутите! — Истинная правда, синьорина. Мессер был в совершеннейшей ярости. — Представляю. — Вам хорошо, вы только представляете, — притворно вздохнул Базза. — А мне пришлось пережить. Они рассмеялись. Оказавшись на борту «Амуша», Этель, скрывая дурное настроение, сказалась уставшей, невыспавшейся и заперлась в каюте. Баззу поведение звезды необычайно порадовало — ему было чем заняться, однако безмятежная жизнь капитана продлилась лишь до второго завтрака. Затем Кажани выбралась на волю, и с тех пор Дорофеев занимался тем, о чем мечтали все без исключения герметиконские ловеласы — развлекал очаровательную Этель. Сначала на мостике — певица изволила любоваться набегающими облаками и наблюдать за работой рулевого, а затем, после того как знаменитости наскучило затянутое тучами небо, — в кают-компании. Ланч с бутылочкой игристого и множество баек из цепарской жизни. Этель смеялась до слез, а улыбающийся Дорофеев мечтал о попутном урагане, что доставил бы их в Линегарт за пару-тройку минут. — А что вы расскажете об этой ужасной лапе? — Этель указала на когтистый трофей, украшающий длинную стену кают-компании. — Как звали ее кошмарного обладателя? — Хамокская пришпа, синьорина. — Страшный зверь? — Ужасный… — добродушно начал Дорофеев и умолк, различив в привычном гуле кузеля посторонний звук — громкий хлопок. — Вы тоже слышали? — Музыкальный слух позволил Кажани не остаться в стороне от происходящего. — Побудьте здесь! — Капитан вскочил на ноги. Он был достаточно опытен, чтобы понять, что на офицерской палубе прозвучал выстрел. — Что?! «В коридоре! Если бы стреляли в каюте или на мостике, звук был бы тише». Дорофеев сунул руку за лапу, достал из тайника револьвер и повторил: — Оставайтесь здесь! Базза не был ни бамбадао, ни даже бамбальеро, но обращаться с оружием умел неплохо. — Там стреляли, я должен проверить, что происходит. — Кто стрелял? — прошептала побледневшая Кажани. — Какая разница? — пожал плечами Дорофеев. — На борту запрещено стрелять без моего разрешения. Он направил револьвер перед собой, резко распахнул дверь и шагнул за нее. Кают-компания находилась в самом конце гондолы, а потому Базза сразу же увидел весь ведущий к мостику коридор. Совершенно пустой коридор. — Ганс! Майк! Тишина. Ни старпом, ни рулевой не отзываются. Возможно, не слышат — дверь на мостик закрыта. А возможно, все дело в выстреле. Дорофеев, не опуская револьвер, направился вперед, попутно проверяя выходящие в коридор двери. — Ганс! Заперто. Заперто. Заперто. — Майк! Заперто. Заперто… — Руки! — Это же я, ипать-копошить! — Астролог испуганно уставился в черный глазок револьверного дула. — Галилей! |