Книга Ночной шторм, страница 43 – Юхан Теорин

— Нет, я никого не знаю, — ответил Йоаким. — И Катрин тоже мне ничего такого не говорила.

— Чем она занималась здесь, в то время как вы были в Стокгольме? Что она вам рассказывала?

— Ремонтировала дом, расставляла мебель, заботилась о детях. У нее было много дел.

— Ее кто-нибудь навещал?

— Только я. Насколько мне известно.

— Спасибо. Я позвоню, если что-нибудь…

— У меня тоже есть вопрос, — сказал Вестин, не дав Тильде закончить.

— Да?

— Когда вы были здесь, вы упомянули родственника из Марнэса, который много знал об Олуддене…

— Герлоф. Брат моего дедушки. Он член местного краеведческого сообщества.

— Я хотел бы поговорить с ним.

— Об Олуддене?

— Да, об истории хутора… и связанных с ним поверьях.

— Поверьях? — переспросила Тильда.

— Да, — коротко ответил Йоаким Вестин.

— Не знаю, известно ли Герлофу об этих историях, но могу спросить, — сказала Тильда. — Ему нравится говорить о прошлом.

— Скажите, что он может заехать в гости в любое время.

Тильда положила трубку и взглянула на часы. Половина пятого. Включив компьютер, она принялась писать отчеты, намереваясь вставить туда также информацию о черном фургоне, полученную от Эдлы. Свидетельства же орнитолога-любителя трудно было считать надежными.

Она увлеклась работой и даже не заметила, что часы пробили восемь. Работа позволяла Тильде отвлечься от мыслей о Мартине. Прогнать из головы его образ. Она так и не послала письмо жене Мартина.

Зима 1943 года

Разразилась Вторая мировая война, и Олудден оказался в распоряжении армии. Маяки погасили, а в доме и пристройках поселились солдаты, охранявшие остров. На чердаке в коровнике сохранилась надпись того времени. Но это не мужское имя.

«В память о Гоете, 1943» — вырезано там.

Мирья Рамбе

На второй день шторма на Олудден поступило сообщение об исчезновении шестнадцатилетней девочки.

— Заблудилась в тумане, — объявил начальник смотровой станции Каминен семи собравшимся в то утро военным. На всех были серые мундиры королевской армии. Каминена на самом деле звали Бенгсон, свое прозвище начальник смотровой станции получил за то, что в холодные и ветреные дни больше всего любил сидеть у камина. А на Олуддене зимой почти всегда дул холодный ветер.

— Надежды практически нет, — продолжал он. — Но все же мы должны попытаться.

Сам Каминен, разумеется, остался в доме. Это остальным пришлось идти в снежную бурю на поиски пропавшей девушки.

Эскиля Нильсона и Людвига Рукера, самых молодых солдат, направили на запад в район торфяника. Температура минус пятнадцать — теплее обычного. Дует ветер, но не такой сильный, как днем раньше. Даже солнце выглянуло, чтобы облегчить поисковые работы. Если не считать вчерашний шторм, зима выдалась мягкая. Немецкие «мессершмитты» показывались в небе над Балтийским морем все реже, и после поражения под Сталинградом Швеция больше боялась Советского Союза, чем Гитлера.

Старший брат Эскиля уехал охранять границу на Готланд. У Олуддена с югом Готланда была установлена радиосвязь: на случай нападения СССР.

Выйдя на поле, Людвиг зажигает сигарету. Он дымит как паровоз, но никогда не делится. Хотел бы Эскиль знать, откуда у Людвига столько сигарет.

Запасы на хуторе давно уже истощились, и солдатам приходится довольствоваться малым. Конечно, в море много рыбы, и молоко они берут от двух коров, но неоткуда достать топлива, яиц, картошки и настоящего кофе. Курева тоже выдают по три сигареты в день.

Но у Людвига с этим нет никаких проблем. Видимо, кто-то присылает ему сигареты почтой. Но на какие деньги? Военнообязанным платят всего крону в день.

Пройдя сто метров, Эскиль останавливается и оглядывает окрестности в поисках проселочной дороги. Ее не видать: ветер все занес снегом. Они воткнули ветки вдоль дороги, но, видимо, и их унесло ветром во время бури.

— Интересно, откуда она? — произносит Эскиль, перешагивая через сугроб.

— Из Мальмторпа рядом с Рёрбю, — отвечает Людвиг.

— Ты уверен?

— Мне и имя ее известно, — продолжает Людвиг. — Грета Фриберг.

— Грета? Откуда ты знаешь?

Но Людвиг только улыбается, зажигая новую сигарету.

Теперь видна смотровая вышка, построенная из дерева и замаскированная защитной сеткой. С востока ее почти занесло снегом. От вышки к дороге тянется трос. Вторая смотровая вышка устроена на верху южного маяка Олуддена, куда перед самым началом войны провели электричество. Там тепло и удобно следить за чужими самолетами. Но почему-то Людвиг предпочитает в одиночку сидеть на вышке у торфяника. И Эскилю кажется, что он знает почему. Людвиг редко бывает один на вышке. Местные парни ненавидят его, потому что всем девушкам из Рёрбю Людвиг очень нравится.

Людвиг подходит к вышке, варежкой стряхивает снег с лестницы, поднимается наверх и через минуту спускается обратно.

— Держи, — говорит он, протягивая Эскилю стеклянную бутылку.

Это крепкая домашняя настойка на спирту, вот почему содержимое бутылки не замерзло в такую погоду. Эскиль отворачивает пробку и делает глоток горячительной жидкости. Бутылка уже наполовину опорожнена.

— Так ты вчера был здесь и пил? — спрашивает Эскиль.

— Ага, — кивает Людвиг.

— И назад вернулся уже в шторм?

— Я почти полз, цепляясь за веревку: ветер с ног валил, — отвечает Людвиг. — Как хорошо, что мы привязали трос.

Он убирает бутылку на место, и солдаты снова продолжают свой путь на север в сторону Рёрбю.

Через пятнадцать минут они нашли тело. Из снега на равнине выглядывает что-то похожее на березовый пенек. Прищурившись, Эскиль различает руку.

Грета Фриберг была почти у деревни, когда ее остановила буря. Окоченевшее лицо девушки обращено к небу, и все оно — даже глаза — покрыто ледяными кристаллами. Эскиль не может отвести взгляда от замерзшей в снегу девушки. Он опускается на колени, не говоря ни слова. Людвиг стоит сзади и курит.

— Это она? — тихо произносит Эскиль.

Стряхивая пепел, Людвиг слегка наклоняется к мертвому телу.

— Да, — говорит он, — это Грета.

— Она была с тобой, да? — спрашивает Эскиль. — Вчера на вышке?

— Может быть, — отвечает Людвиг. — Придется что-нибудь наплести Каминену.

Эскиль поднимается.

— Не лги мне, Людвиг, — говорит он.

Людвиг пожимает плечами и тушит сигарету.

— Она сказала, что хочет домой. Ей было холодно, и она не хотела ночевать со мной на вышке. Поэтому она пошла в свою сторону, а я в свою.