Онлайн книга «Стезя смерти»
|
– Вполне, – кивнул Курт коротко и, не попрощавшись, вышел, остановясь в коридоре у двери, глядя в пламя факела на стене и прислушиваясь к себе. * * * В рабочую комнату старших он вошел решительно, лишь на миг промедливши у двери под пристальным взглядом оставшегося в коридоре Бруно. Ланц сидел за столом, наигранно спокойный, собранный, а Маргарет, растерянно озираясь, на табурете посреди комнаты, теребя пальцы сложенных на коленях рук. Курт остановился у стола, не садясь, прислонившись спиной к тяжелой столешнице, и она приподнялась, попытавшись шагнуть навстречу. – Что здесь… – начала Маргарет просительно; он поднял руку: – Сядь. Она упала обратно, глядя изумленно и почти испуганно, и повторила тихо: – Не понимаю, что здесь происходит? – Тебе ведь сообщили об этом при аресте, не так ли? – Курт скосил взгляд на сослуживца, уточнив: – Ведь так? – Арест проведен с полным соблюдением законности, – отозвался Ланц чеканно, словно на докладе в начальственном присутствии, и многозначительно присовокупил: – Госпожа фон Шёнборн знает свои права. – Этого просто быть не может… – она улыбнулась – неловко и потерянно; Курт вздохнул: – Прежде, чем продолжать нашу беседу, Маргарет, я обязан сказать кое-что. По предписаниям обыскивать тебя должна женщина; если для тебя это имеет сейчас значимость, придется повременить, и я поступлю в соответствии с правилами. Однако, согласись, это будет глупым и ненужным лицемерием. – Обыскивать?.. Курт, милый, это какая-то нелепая ошибка… – Ты осознаешь ситуацию? – оборвал он, и та умолкла, стиснув в тонких пальцах полу платья. – Маргарет, ты арестована. Сейчас тебя допрашивают здесь, а твою горничную – внизу, в камере, и это единственная поблажка, сделанная ввиду твоего общественного положения. Но все прочее – все совершенно – будет таким же, как и в применении к иным бывающим здесь подозреваемым. Это – понятно?.. Итак, я повторяю свой вопрос: ты будешь настаивать на соблюдении упомянутого мной правила или мы не станем продлевать эти неприятные минуты, и тебя обыщу я? – Как угодно, – чуть слышно ответила Маргарет после минутного безмолвия, обронив на Ланца быстрый взгляд, и на ее поблекших щеках проступили розовые пятна. – Мне… придется раздеваться? – Не сейчас. Для начала сними кольца, серьги, броши, булавки – все украшения, и положи их сюда, на стол. Если ты будешь освобождена, и среди них не выявится ничего сверхобычного, все твои вещи будут тебе возвращены. – Если? Что значит – «если»? – Маргарет, не тяни время, – попросил Курт настоятельно. – Всем в этой комнате все происходящее неприятно, посему давай не станем затягивать. – Да, – пробормотала она, поднимаясь и дрожащей рукой стягивая кольцо с пальца. – Конечно… Курт стоял недвижимо, опираясь ладонями о стол позади себя, глядя на горку украшений и вспоминая, как это уже бывало – когда-то, словно давным-давно, словно жизнь назад, вечерами… – Это все, – тихо выговорила Маргарет, отступив назад, и он, опомнившись, еще мгновение молчал, глядя на тонкие пальцы, теребящие друг друга. – Нет, – возразил он тихо, наконец. – Серебряный гребень и две шпильки в твоей прическе. И распятие. – Я должна снять покрывало? – Госпожа фон Шёнборн, – вмешался Ланц со вздохом, – в вашем положении есть гораздо более серьезные вещи, о коих следует тревожиться, помимо распущенных волос и обнаженной головы. – Но распятие – это мамино; майстер Ланц, вы ведь это знаете, оно осталось мне от мамы! Что в нем может быть дурного? – Маргарет, – чуть повысил голос Курт, требовательно протянув руку. – Не усложняй. Сними, или это придется сделать мне. Она помедлила еще мгновение, потом, отведя взгляд от Ланца, потянулась к золотой цепочке на шее. Когда зазвенел брошенный на стол гребень, до того сдерживающий собранные вместе золотистые локоны, ледяная пустота в груди на миг вспыхнула, будто пронзенная насквозь раскаленным лезвием, и угасла, оставив после себя непривычную, странную боль… – Теперь стой на месте, – и голос тоже вдруг оборвался, едва не разбившись, едва не вырвавшись из-под контроля – на миг. – Приподними руки и не двигайся. И на столь же короткое мгновение все вернулось, когда, приблизившись, коснулся вздрагивающих плеч – и прежний жар, и острое желание сорвать перчатки снова, отбросив, чтобы дотронуться до ее кожи, ощутить в пальцах шелк золотистых локонов, захотелось прижать ее, растерянную и беззащитную, к себе… И даже когда ушло мгновенное наваждение, происходящее все равно продолжало казаться противоестественным, безумным, словно все то, что еще день назад совершалось в полутемной комнате дома за каменной оградой, теперь творилось здесь, на глазах у постороннего, открыто и непристойно. И вздох, обороненный ею, когда руки коснулись чересчур нескромно, едва не заставил эти руки сжаться, остановившись… – Кхм… – тихо, но настойчиво прозвучало за спиной, и Курт вздрогнул, отступив и отведя взгляд. «Если почувствуешь, что не справляешься», – припомнилось ему; и все так же на долю секунды пришло в голову, что Керн прав, и следует отказаться от участия в этом, пока еще не поздно, пока не сорвался. И Ланц – тоже был прав: все его спокойствие этим утром было оттого лишь, что не успел еще понять, осмыслить все случившееся, осознать до конца… Или, подумалось тут же, прав вновь внезапно пробудившийся рассудок, и происходящее при всей его двусмысленности просто и бесхитростно: перед ним женщина, красивая женщина, один взгляд на которую будит воспоминания вполне определенные, и в этой минутной слабости виновно единственно строптивое тело, не желающее расставаться с полюбившимися чувствами. – Кхм, – повторил Ланц напористо, и он, прикрыв глаза, решительно выдохнул, вновь развернувшись к Маргарет. – Сядь. Твердость в голос возвратилась – оттого ли, что миновало не к месту ожившее желание, оттого ли, что рассудок снова взял верх, однако внутренняя дрожь ушла, охладился жар, опять уступая место холодной пустоте и бесчувствию, столь же внезапно, вмиг. – Господи… – прошептала она, опустившись на табурет и прижав ладони к пылающему лицу; Курт вздохнул: – Опусти руки, Маргарет, и смотри на меня. Фиалковые глаза поднялись к нему медленно, глядя теперь с испугом, и он кивнул: – Вот так. А теперь… Мне неприятно говорить эти слова тебе, но – все закончится быстро и просто, если мне не придется задавать тебе множество наводящих вопросов, и обо всем, что сделала, ты расскажешь сама, прямо сейчас и здесь. Честно, без утайки… дальше ты сама знаешь. – Ничего не понимаю, – снова начала она; Курт поморщился: – Это не оригинально, много раз мною слышано, а кроме того, Маргарет – бессмысленно. Послушай; весь Кёльн уважает тебя за ум и рассудительность, так не вынуждай нас разочаровываться в тебе. По предъявленному тебе обвинению ты должна понять две вещи. Primo: есть доказательства совершенного, которые и дали, собственно, право нам на твой арест. И мы, и ты – все мы знаем, что для того, чтоб привести племянницу герцога в Друденхаус, мало одних подозрений, и мы должны быть уверены в своих действиях, дабы не затеять свару между Конгрегацией и светскими властями. |