Онлайн книга «Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера»
|
— Дома поесть не могли, доктора? Вариантов было много, но все они достигали своей цели — отбивали аппетит напрочь. Иногда случалось и обратное — население начинало донимать бригаду уважухой. — Садитесь сюда, пожалуйста, здесь посвободнее… — Что, много вызовов сегодня? Ну, так поешьте, как люди… Доктору Могиле какой-то полупьяный перец предложил доесть его порцию пельменей и был очень обижен отказом, высказанном не в самых приличных словах. — Вы представляете себе меру народного признания?! — возмущался на подстанции доктор Могила, рассказывая об инциденте. — Четыре пельменя и ложечка кетчупа! Однако Вера частенько забывала прихватить из дома обед. Данилов подозревал, что это случалось тогда, когда она приезжала на работу прямиком «из гостей». Вера была любительницей разнообразия. — На подстанции! — хором ответили Вера и Эдик, а Петрович покачал головой и каркнул: — Все равно вместо обеда получим вызов! Так и вышло — где-то на краю земли московской, в Капотне, у второй проходной нефтеперерабатывающего завода лежал мужчина пятидесяти лет, и было ему плохо с сердцем. — Погнали! — скомандовал сам себе Петрович. Мужчина оказался вдребезги пьяным бомжем. Отвратительным, грязным, вонючим, одетым в сальные лохмотья, нечесаным и, конечно же, вшивым. Он лежал возле проходной и пытался громко петь песню «Владимирский централ». — Вера, достань мешок! Эдуард, принеси носилки! — распорядился Данилов, доставая из кармана перчатки и натягивая их на руки. От проходной за действиями бригады наблюдали два охранника в черной форменной одежде. Пока Петрович с Эдиком принесли носилки, а Вера расстелила на них целлофановый мешок, предназначенный для транспортировки грязных больных, Данилов успел бегло осмотреть бомжа и узнать, что его зовут Гришей. — В вытрезвитель? — спросил Эдик, тоже надевший перчатки, помогая Данилову погрузить бомжа на носилки. — На голове ссадина, под глазом — фингал. Не возьмут. «Битым» в вытрезвитель путь заказан, только в больницу. — В какую? — Сейчас посмотрим. Загрузив бомжа в машину, Данилов вдохнул как можно больше чистого воздуха и залез следом. Вера, закрывшая нос надушенным платочком, уже сидела в салоне. — На что жалуемся, Гриша? — спросил Данилов. — На жизнь! — цитатой из старого фильма ответил бомж и заржал, гордясь своим остроумием. Поколебавшись несколько секунд, Данилов решил воздержаться от измерения давления. Бомж Гриша был так грязен, что манжету пришлось бы выбрасывать, а большой необходимости в этой манипуляции не было. — Ты, Гриша, лежи спокойно, мы в больницу тебя отвезем, — сказал Данилов. — Везите! — разрешил Гриша. — Хоть помоюсь там. Данилов стянул перчатки, бросил их на пол и по наладоннику запросил место для мужчины пятидесяти лет с диагнозом «Сотрясение головного мозга. Педикулез», взятому с улицы. Выпала сто шестьдесят восьмая больница. Тем временем Вера пыталась узнать анкетные данные бомжа. — Григорий Григорьевич Григорьев, — не раздумывая, назвался тот. — Полковник авиации в отставке. — А лет сколько? — Не считал и тебе не советую! — ответил отставной «полковник»… В приемном отделении «подарку» не обрадовались, но принять приняли. Диагноз снять на месте было невозможно, да и доставлен больной не из дома, а с улицы. Дежурный врач расписался в карте вызова, что принял больного, и ехидно сказал: — Приезжайте еще. — Непременно, — ответил Данилов. — Вот только машину обработаем. На этот раз он использовал наладонник, как телефон. Позвонил на подстанцию и взял у Лены Котик наряд на санитарную обработку машины. По инструкции машину полагалось обрабатывать после каждого вшивого или чесоточного больного. Не самостоятельно, а в специальном месте — на пункте санитарной обработки, единственном на всю Москву. — Вы там не зависайте, — попросила Лена. — Вечер близится. — В том-то и дело, что вечер, — подтвердил Данилов. — А с ним и пробки. Дорога предстояла дальняя — на Ярославское шоссе. Другой край города. В эти места Данилова по работе заносило нечасто — или на обработку машины, или в детскую инфекционную больницу. Выйдя на улицу из приемного отделения, Данилов и Вера, отвозившие бомжа, с наслаждением втянули в себя пыльный городской воздух. — Нектар и амброзия! — высказалась Вера. — Однозначно! — подтвердил Данилов. У машины были открыты все дверцы — Петрович проветривал салон, изрядно пропитавшийся тяжелым Гришиным духом. — Нам по-хорошему должны выдавать благовонные палочки, — сказал Петрович, смачно затягиваясь сигаретой и выпуская дым в салон, — для окуривания нутра после таких клиентов. — Чьего нутра — твоего или автомобильного? — Вера не спешила усаживаться в салон, и Данилову пришлось легонько подтолкнуть ее. — Вперед и с песней, — сказал он. — Негоже прохлаждаться около машины, если линейный контроль не заметит, то кто-нибудь из братьев-медиков настучит Центру, что мы на больничной территории отстаиваемся. — На обработку? — Петрович закрыл задние дверцы и уселся на свое место. Данилов кивнул. — По кольцу или через город? — уточнил Петрович. — Без разницы, — Данилов уселся поудобнее и прикрыл глаза. — Доедем — разбуди. — А кто меня в пути развлекать будет? — возмутился Петрович. — Я ведь, глядя на тебя, сейчас сам засну за рулем. — Тебе нельзя, — не открывая глаз, ответил Данилов. — Тебе, Петрович, доверены три человеческие жизни — две врачебные и одна фельдшерская. Ты никак не можешь заснуть за рулем. Ты ведь ответственный человек! — В том-то и дело, что ответственный, — проворчал Петрович. — Радио не помешает? — Наоборот, под него спится лучше. Петрович включил негромко «Радио Шансон». Таганка, ах ночи полные огня, Таганка, зачем сгубила ты меня… — На Таганке мы и застрянем, — вслух подумал Петрович и решил: — Поедем лучше по кольцу… По кольцу тоже вышло не очень быстро. До пересечения с Шоссе Энтузиастов машины не ехали, а ползли. Потом удалось проехать с ветерком почти до самой Ярославки, но на подъезде к ней, из-за аварии, простояли в пробке минут сорок. Петрович к тому времени исчерпал весь запас ругательств и преисполнился смирения. — Мы стоим, а смена идет, — сказал он проснувшемуся Данилову. Чувствуя себя словно родившимся заново после недолгого, но глубокого сна, Данилов с чувством потянулся и констатировал: |