Онлайн книга «Моя мужская правда»
— Сьюзен, — дернул я спутницу за рукав, — знаешь, кто здесь протестует против военных действий? — Кто? — Видишь ту Токийскую Розу? [134] Моя жена. — Она? — прошептала Сьюзен. — Угу. С агитационным значком на груди. — А что, симпатичная. — Согласен: поистине дьявольское обаяние. Пошли отсюда, все равно ничего не слышно. Ну же! — Она выше ростом, чем я представляла по твоим рассказам. — Потому что встала от восторга на цыпочки. Дрянь! Подавай ей национальную независимость всюду и везде, а рабство в браке вынесем за скобки… Глянь-ка, полицейский вертолет. Подсчитывают число участников митинга. Пойдем, завтра узнаем всю правду из газет. — Питер, куда же ты… — Если она за мир, то я за бомбардировки Ханоя. «Доктор Спок не одинок»! Берегитесь, доктор, — она распугает всех ваших сторонников! После той антивоенной акции от Морин не было ни слуху ни духу вплоть до телефонного звонка в мою рабочую квартирку весной 1966 года. Голос беззаботный. Надо встретиться «лично» и «наедине». — Хочу поговорить с тобой о разводе. Пора серьезно обсудить необходимые формальности. Мне до твоего адвоката никак не дозвониться, он форменный идиот, а Дэна с ним просто не соединяют. О чудо! Что произошло? Неужели близка счастливая развязка? — Он не идиот, а специалист по бракоразводным процессам. — Он идиот и к тому же лжец, но дело не в этом. Не будем тратить время на перебранку. Ты хочешь развестись или нет? — Дурацкий вопрос. Конечно хочу. — Тогда мы с тобой вдвоем должны сесть и все оговорить. — Ты оговаривала меня уже сотню раз, — не удержался я от шутки. — Нам нечего делать вдвоем. — Не пойму: кто жаждет развода? — Не заводись, Морин. — Никто и не заводится. Я могу прийти к тебе вечером после групповой психотерапии. Сгладим все разногласия, мы ведь взрослые люди. Эта тягомотина порядком мне надоела. Есть на свете и другие заботы. — Приятно слышать, Морин. Но встречаться у меня никак не возможно. — Где же тогда? На улице? — Где-нибудь на нейтральной почве. Скажем, в «Алгон-куине» [135] . — Хороша нейтральная почва! Мне надо встретиться с тобой, а не с твоими дружками. Ты прямо как ребенок. Маленький лорд Фаунтлерой [136] из Уэчестера. — «Уэчестер» — до сих пор ругательство? А «Плющевая лига» — непотребство? Как была, так и осталась дочерью ночного сторожа из Элмайры. Цивилизация тебя не затронула. — Ну и зануда! Будешь оскорблять меня или договариваться? Впрочем, как хочешь. Плевать я хотела. У меня есть собственная жизнь, есть флейта, а больше ничего и не надо. — Если я правильно понял, миссис Тернопол играет теперь на флейте? — На ней. В небольшой музыкальной группе. И ходит в Нью-Скул [137] . — И не работаешь. — Мой психотерапевт считает, что об этом еще рано говорить. Сначала нужно восстановить нервы. — У тебя есть нервы? — А тебе нужно продемонстрировать остроумие или развестись? — Ноги твоей не будет в моем доме. — Что ж. А я не стану обсуждать серьезные вопросы в подворотне или за стойкой бара. Если это твое последнее слово — пока, я вешаю трубку. — Ладно, приходи сюда, но говорить мы будем только о разводе. И ни о чем другом. — А о чем еще с тобой говорить? Так я прихожу вечерком. — «Вечерком» — это когда? — Что за тон у нее! Что за вечная неопределенность! — В десять, — ответила Морин. — Не нравится мне все это, — сказал Шпильфогель, когда я по телефону сообщил ему о грядущем свидании. — Мне тоже, но если она заведет речь о чем-нибудь кроме развода, я вышвырну ее вон. Вылетит как пробка. Не мог же я отказать! Вдруг она и впрямь решила дать мужу вольную. — Посмотрим. Ничего теперь не поделаешь. — Можно позвонить и отменить встречу. — Вы хотите позвонить и отменить встречу? — Я хочу развестись. Глупо было бы упускать такую возможность. А если Морин начнет опять выяснять отношения… Что ж, я готов на такой риск. — Только удержитесь от рыданий и не смейте — слышите, не смейте — рвать на себе одежду! — Не дождется. С этим покончено. — Желаю вам удачи, — сказал Шпильфогель. — Спасибо. Морин явилась ровно в десять. Шелковая блузка, строгого покроя шерстяной пиджак, расклешенная юбка. При мне она никогда так изящно не одевалась. Ни следа былой мальчишеской небрежности. В уголках губ и глаз обнаружились морщинки. Лицо загорелое. Оказывается, Морин только что пять дней отдыхала со своей психотерапевтической группой в Пуэрто-Рико. Скинулись, кто по скольку мог. На мои деньги ездила, паразитка кровососущая! И шерстяной, костюм сшила на мои деньги. Стриги, стриги старого барана, сидящего напротив тебя! Окинула изучающим взглядом комнату — несколько сотен на новую обстановку дала мне Сьюзен. Меблировка была достаточно простой, но, благодаря усилиям миссис Макколл, уютной: толстая циновка на полу, пара некрашеных деревянных кресел, письменный стол с лампой, книжные шкафы, кушетка под индийским пледом, купленная по случаю качалка с темноголубой обивкой; шторы того же цвета: Сьюзен сама выбрала материал и подогнала на машинке под размер окон. — Очень мило, — сказала Морин, задумчиво глядя на поленья в корзине перед камином, — просто картинка из журнала «Дом и сад». — Я удовлетворен. — Еще бы! Моя берлога в два раза меньше. — Задумчивость в глазах сменилась живыми искрами неприкрытой зависти. — Бывал в таких квартирах. Их, кажется, называют спичечными коробками. |